Ознакомительная версия.
Разумеется, все чудовищно преувеличивалось. В 18:00 поступила радиограмма: «Мост в Пропойске частично взорван, частично занят врагом». Всю дивизию оттянули назад. Но мы не могли отойти; в этом случае нам пришлось бы взорвать все наши небоеспособные танки. Мы подготовились к бою. Я издал приказы по батальонам.
Еще одно срочное сообщение из дивизии: «Когда будет готов 1-й батальон?» Как человек осмотрительный, я сказал, что через час. Его направляли – по обыкновению как можно скорее – прорываться к 12-му пехотному полку и вместе с ним вернуть мосты в Пропойске. И это уже во второй раз, только теперь в противоположном направлении!
Я посоветовал, чтобы 1-й батальон отправился туда немедленно и восстановил порядок; я предложил продолжить движение вперед. Мое предложение отклонили. Через полчаса Мейни (Мейнард фон Лаухерт) с 33 танками бодро направился к мосту. Ему пришлось пройти 55 километров. Через пару часов он взял мост, абсолютно целый и невредимый. Затем он вместе с пехотой произвел зачистку района.
Вопрос об отходе всей дивизии даже не ставился. Я полагал, что сначала необходимо было наступать на север, чтобы зачистить район, а затем, объединив усилия с киевской войсковой группировкой, замкнуть в котел и уничтожить русских к югу от нас. К сожалению, пехоте требовалось много времени для того, чтобы догнать нас и взять на себя наши задачи.
21 июля. Бои разгораются впереди и позади нас в течение всего дня. Наш фронт растянулся на 50 километров. Русским стоило только нанести нам удар с обеих сторон, и нам конец. Но атаковали мы. Именно это нас и спасало, но также вело к значительным потерям. Мы не могли стать вездесущими. Где бы мы ни появлялись – везде были русские, и сражались отчаянно. Кроме того, они пытались вырваться из котла. В 120 километрах позади нас русские танки разгромили наш ремонтный взвод. К счастью, никто из военнослужащих ранен не был.
Лаухерт со своим батальоном вновь сражался отважно. Георги[29] уничтожил целый артиллерийский дивизион и много зенитных орудий. Только в одном Черикове в дивизии было ранено 250 человек и было много стычек вдоль дороги. Нам пришлось оставить раненых там, поскольку мы были отрезаны.
22 июля. Вчера был тяжелый день. Общие потери полка после месяца войны в России составили 54 убитых и 87 раненых. Больше, чем в Польше и Франции, вместе взятых. Окончание войны не приблизилось ни на йоту. В ночь с 20 на 21 июля меня подняли по тревоге: задача – охрана части основного пути подвоза силами стрелкового полка другой дивизии. Я попросил у командиров приданных нам подразделений показать место назначения. Прежде чем выехать, я спросил у командира пехотного батальона в том районе, безопасно ли на дороге. Затем сел в свою штабную машину, за которой последовал командирский танк. На месте встречи стояло несколько боевых машин. Я послал туда Герре, чтобы выяснить, что происходит. Он вернулся и сказал, что здесь было жарко. Соответственно, я забрался в свой командирский танк. Рядом с разбитыми машинами брошенные пехотные орудия и минометы. Затем – внезапный удар – снаряд противотанкового орудия в командирский танк. Я крикнул своему водителю, Мелингу:
– Газу! Вперед!
Второй снаряд тоже попал в цель. Затем я понял, что бьют спереди. Мы дали задний ход – в кювет! Потом третье попадание. После этого мы задним ходом попятились в лес. Прежде чем мы до него добрались, нас нашел четвертый снаряд. Гусеница стала издавать странные дребезжащие звуки. Мы очень аккуратно развернулись. Снова вспышка. Но в нас не попали. Наконец в состоянии потрясения мы оказались на пшеничном поле. Ведущее колесо и гусеница были повреждены. Починить их на месте было невозможно. Мы потащились к другому участку дороги. Пехотинцы захотели прокатиться на броне.
Я вылез из танка и сказал им, что нам надо вернуться назад. Пока экипаж ремонтировал танк, я разыскал командиров пехотинцев и артиллерии. Они спали. Можно сказать, я их разбудил! Они были совершенно измучены и полагали, что находятся там в полной безопасности. Затем появился командир батальона – похожий на привидение – и доложил, что русские подожгли два полковых танка и прорвали позиции его батальона. Оставшиеся бойцы отступили к этому населенному пункту. Я немедленно приказал артиллерии и всем тяжелым орудиям открыть огонь по наступающему противнику, а отошедшим пехотинцам сосредоточиться. Русские при поддержке танков были в стремительной контратаке отброшены назад. Но вскоре они снова пошли в наступление. Ситуация сложилась весьма сложная. Неприятель лесом подошел к нам на дальность броска ручной гранаты и атаковал с криком «ура!». Задействовав 10 танков, мне едва удалось сдержать вражеское наступление. Но обстановка продолжала оставаться очень напряженной на протяжении нескольких последующих часов. Я носился вперед и назад, между выдвинутыми в авангард танками и пехотой, подкреплениями и штабом дивизии, мимо подбитых танков, мимо горящих танков, мимо 25 пехотинцев, заколотых штыками русских в рукопашном бою, мимо большого числа убитых русских солдат и мертвых лошадей, мимо одного из моих убитых танкистов. В сражении был убит унтер-офицер Вайс из полкового штаба. С танка Герре сорвало передний броневой лист. Все мы выглядели немного «пробитыми».
Русские также постоянно атаковали в других местах. Они не боялись смерти и спокойно шли по телам своих павших товарищей. Офицеры гнали их вперед угрозами, но они и сами были очень храбры. Несмотря на это, мы держались. Наконец стало тише. Позавчера мы потеряли 5 танков; вчера – 3. Мы отступили к двум «плацдармам». Это только на словах кажется просто, но не в том случае, если у вас есть поврежденные танки, раненые, убитые и обозы. Тем не менее нам это удалось.
Во всем полку осталось всего 44 боеспособных танка. Топливо, боеприпасы, продовольствие – в первую очередь хлеб – подходили к концу.
В «Призрачном лесу» в 10 километрах от Кричева
Из дневников Ганса Шойфлера
Мне кажется, мы попали из огня да в полымя. После ранения я вернулся в свою роту. Я проторчал в санитарной палатке ротного врача, потому что главный медицинский пункт в Черикове находился под огнем русской артиллерии. Я предпочел остаться на позициях, как легкораненый. Только небольшой осколок в глазу иногда причинял мне беспокойство.
Несколько дней в штабе дивизии было очень жарко. Мы только что пережили трудную ночь. Русские непрерывно атаковали командный пункт. Они подвели два тяжелых орудия на позицию рядом с дорогой и стреляли прямой наводкой с дистанции 150 метров в сосредоточение наших машин. Противотанковые, зенитные орудия и пулеметы обрушили огонь в нашем направлении. Темно-коричневые людские массы наступали на нас с криками «ура!». В первой стычке примерно 200 вражеским солдатам удалось прорвать нашу оборону и уйти на юг. Мы не могли ничего им противопоставить, поскольку в штабе не было тяжелого вооружения. Сдвинутые вплотную в непосредственное охранение бронемашины радиосвязи с легкими пулеметами более или менее удерживали русских на расстоянии. В ближнем бою разведка батальона связи уничтожила располагавшееся на лесной просеке неприятельское тяжелое орудие, бравшее на прицел и хладнокровно расстреливавшее машину за машиной. В ходе схватки обер-лейтенант Лённинг, обер-ефрейтор Швинг и обер-ефрейтор Штарк были убиты. Русские солдаты обобрали убитых, раздев их до нижнего белья.
Тяжелораненые прошлой ночью находились в санитарной палатке. Легкораненые были задействованы в качестве караула в непосредственном охранении. Это было действительно лучше, чем без дела сидеть в окопе. Санитарная палатка была вся изрешечена пулями и осколками снарядов. После того как нескольких раненых убило в палатке, вокруг нее соорудили земляной вал.
Второе русское орудие также заставили замолчать. Случайно проезжавший по дороге танк уничтожил его вместе с зениткой. По оценкам полковника Эбербаха, в лесах вокруг нас находилось от 10 до 12 тысяч солдат Красной армии, все они надеялись прорваться на юг. Воистину радужная перспектива на несколько ближайших ночей. Нам действительно следовало быть начеку, чтобы русские не застали нас врасплох и не прорвались через наши позиции. В схватках в лесу они были истинными мастерами боя, намного превосходившими нас, городских франтов. На протяжении дня они не вступали в бой, если только их первыми никто не потревожил. У этих «детей природы» нервы были словно стальные канаты. В дополнение к этому они великолепно владели искусством маскировки. Вы могли часами лежать на земле всего в 5 метрах от них и даже не заподозрить, что они рядом. Красноармейцы были очень отважны, и в их душах не было ни капли страха. Они забирались в свои окопы и сражались до тех пор, пока им не простреливали руки. В тот момент мы не получали никакой поддержки от люфтваффе.
Ознакомительная версия.
