Ее монолог был окончен, а рот занят пережевыванием невиданных деликатесов. Я оставила ее наедине с диковинными продуктами, желая постоять под струей душа, но затрезвонил мобильный телефон, о существовании которого я совсем забывала. Я услышала голос моего Господина, и чуть было не расплакалась. Он был обеспокоен моим отсутствием, а особенно известием о том, что одна из моих карт заблокирована в странном городе, которого он не нашел на карте России. Я поспешно успокоила его и пообещала не подвергать себя риску, завершить дела и как можно скорее вернуться в Дубай. Мы попрощались, но я еще какое-то время держала трубку телефона возле уха, словно его голос остался в ней.
– Ты так хорошо говоришь на их языке! Это арабский? – жуя, спросила Марго, когда я кивнула, она добавила: – А у меня совсем нет способности к языкам!
– Все-таки двадцать лет практики! За такое количество времени кто угодно забалакает на любом языке, уж поверь! – посмеялась я, отпивая горячий кофе.
– Почему ты не забыла русский язык? Даже акцента нет! – любопытствовала Марга.
– В моем окружении были и русскоязычные люди. Да и мыслю я на родном языке, – произнесла я.
– И ты счастлива, Скарлетт? В чужой далекой стране!.. – спросила пытливо сестра. Я не осмелилась признаться, что дико скучаю по моему Господину – мужчине, который стал мне за эти годы невероятно дорог. Я стала Айсу от макушки и до кончиков ногтей, Скарлетт как будто никогда не существовало, девочка из барака была частью сна или плодом больной фантазии.
– Ты ведь сама сказала: я вернулась в город, но не в прошлое, – выдохнула я. – И ты права, все кануло в лету.
– Ты живешь в гареме? – поинтересовалась Марга. – У нас сейчас эта тема модная, идет сериал восточный… передачи разные, про то, как нелегко иностранкам на востоке… Вот недавно видела: женщину одну муж бьет за малейшую провинность и унижает перед детьми. Хотела счастливой жизни и купаться в золоте, а в результате стала обычной вещью! А другая стала одной из нескольких жен. То же не самая удачливая женщина, надо заметить. Так что? Ты – горемыка в гареме?
– Все зависит от людей – их устремлений. И я не живу в гареме. У меня обычная жизнь…
– Обычная? – немного зло усмехнулась сестра, разглядывая стол с тарелками. – Я могу позвонить в ресторан и спросить, сколько стоят губы акулы и внутренности черепашьего панциря! Вряд ли человек с обычной, как ты говоришь, жизнью может это все себе позволить!
– К чему желчь, Марга? – мягко произнесла я, делая скидку на ее здоровье. Я слышала, что у больных раком происходит частая смена настроения и старалась не воспринимать острые словесные пики.
– Мне нужно то же, что и всем, – забота и понимание. За деньги этого не приобрести. Можно создать иллюзию хорошей жизни и быть бесконечно одинокой. Я все это проходила, – с тоской произнесла я.
– Да что ты проходила, Скарлетт?! Попала в золотую клетку и клевала там свои зернышки! Что ты знаешь о настоящей боли?!
«О боли я знаю много! Так много, что хотела бы забыть хоть какую-то часть, дабы облегчить уставшую от булыжников-мыслей голову!» – подумала я, прекрасно понимая: словами придется слишком долго переубеждать упрямую Маргариту, что за сегодняшним моим благополучием скрыто много слез и страданий.
– О чем молчат акульи губы? – откликнулась Маргарита на мои мысли. Она смотрела на тарелку, но я понимала, что в этой ситуации есть скрытый смысл – такова была натура королевы Марго, многое из того что она делала и произносила, имело параллельные подтексты. От слов я перешла к делу, легко смахнула с себя мягкое платье, повернувшись к ней спиной.
– Что это? – удивленно спросила Марга, рассматривая мою, как я ее называла «крокодилью» спину. – Кажется, словно ты лежала на горячей решетке гриль.
– Это рубцы, – ответила я спокойно.
– Это твой муж развлекается? – осторожно уточнила она. – Любимое лакомство зажравшегося шейха – страдания русской дивчины?
– Нет, это случилось до того, как я стала частью его жизни, – мой голос дрогнул, и я засомневалась, стоит ли посвящать Марго в мое таинственное прошлое, окунаться в которое я не любила. В отличие от Жози, она интересовалась моей судьбой.
– Я была в плену. Тот период я назвала «Сто двадцать один день несчастья». Один человек каждый день после отказа лечь с ним в постель, оставлял отметины, – произнесла я не своим голосом. Я не любила об этом вспоминать, каждый раз вместе с мучительными картинками приходило ощущение физической боли.
– Сколько здесь ран? – уточнила Марга, внимательно разглядывая шрамированую сетку на коже.
– Сто двадцать, – произнесла я, спешив снова скрыть тело под платьем.
– Значит, на сто двадцать первый день ты сдалась и отдалась? – с иронией уточнила сестра.
– Нет. Я перерезала ему глотку его же ножом, – произнесла я невозмутимо.
– Ты заметила, что люди выглядят очень глупо, умирая? – спросила она.
Это был даже не вопрос, а скорее мысль вслух. Больше глупых вопросов она не задавала, чем меня очень порадовала. Мы какое-то время молча пили свежевыжатый сок. Я чувствовала, что у нее есть много вопросов о моем прошлом, задавать которые она не решалась. Я устала «хвастаться» своими достижениями в области «боль и лишения». Денек мог затянуться и превратиться в соревнования по горестям – кому от прорухи-судьбы досталось больше. Мне надоело сидеть в заточении, и я предложила отправиться на прогулку.
– Не думаю, Скарлетт, что это хорошая идея! Поверь, с таким спутником как я – хромым, да еще больным, прогулка будет невероятно длинной, – посетовала она, потупив взгляд. – Я еще сильно переела, если честно. Все эти блюда… Теперь, наконец, понимаю смысл высказывания: жадность фраера сгубила. Губ акулы было бы вполне достаточно! А если учесть, что меня вывернет через полчаса, – можно было бы обойтись чем-нибудь менее дорогостоящим.
Она снова засмеялась, представляя, как добывают странный деликатес – губы рыбы и заявила, что не задумывалась о такой части морды этого хищника.
– Наверное, достается самым болтливым рыбинам.
– Мы не будем сидеть в номере, даже не надейся! Нам не придется ходить – арендуем машину! – я пропустила мимо ушей ее «акульи» бредни. Рассматривая ее старехонькое велюровое одеяние, столь популярное у российских женщин, носящих этот «изыск» повсеместно, словно это был национальный костюм, как абайя в Эмиратах, я предложила сестре надеть что-нибудь из моего гардероба, и она охотно согласилась, заявив, что объявляет день, посвященный ей. Марга выбрала бирюзовое платье с красными цветами и неглубокими разрезами по бокам.
