в неотложной медицинской помощи, привозят в больницу, потому что им небезопасно оставаться дома. Терапевты катастрофически перегружены, поэтому работники скорой помощи сегодня проводят все больше времени в гостиных пожилых людей, а отделения неотложной помощи становятся запасным вариантом. Я часто думаю: «Если бы социальные службы работали лучше, мы могли бы уделять больше времени тем, кто отчаянно в нас нуждается». Как бы то ни было, разговоры с пожилыми людьми – одна из самых приятных составляющих моей работы, и в такие моменты я чувствую, что действительно помогаю кому-то. Я с гораздо большим удовольствием провожу время с ними, чем в ночных клубах, и я просто обожаю чай и заварной крем.
Чем лучше работает медицина, тем более старым становится население Земли.
Иногда мы приезжаем к пациенту и сразу понимаем, что пожилому человеку просто одиноко и он хочет побыть в компании хотя бы час. Даже если мы решаем, что проблема со здоровьем недостаточно серьезна, чтобы везти его в больницу, мы все равно проводим с пациентом немного времени, чтобы подбодрить. Мы также можем записать его на прием к терапевту или сообщить о нем в организацию помощи пожилым людям.
Мне доводилось приезжать к пожилым людям, которые не могут встать с кресла. Требуется ли в данном случае неотложная медицинская помощь? В принципе, нет. Можем ли мы просто бросить человека, застрявшего в кресле? Разумеется, нет. Однако если у этого человека нет серьезных медицинских проблем, то с этой задачей вполне может справиться сиделка. Они выполняют прекрасную работу: массируют пожилым людям ноги, стригут им ногти и следят, чтобы небольшой кашель не перерос во что-то более серьезное. Эрготерапевты [4] меняют кресла, спальни и ванные комнаты в соответствии с индивидуальными потребностями пациента. Эти превентивные меры необходимы, чтобы пожилые люди всегда могли подняться с кресла или кровати и не падали в душе или с лестницы. Единственная проблема в том, что иногда и превентивные меры не помогают.
Большинство сиделок в частных домах и пансионатах для престарелых выполняют невероятную работу. Я представить себе не могу, насколько сложно заботиться о людях со всевозможными тяжелыми заболеваниями. Эти люди поднимают и переворачивают пациентов, подмывают их и регулярно меняют грязное постельное белье. Им также приходится работать с пациентами, страдающими деменцией, что очень трудно. Более того, они сближаются со своими подопечными, а затем наблюдают, как те слабеют и умирают. Эти люди практически никогда не теряют самообладание, и у них очень приятная и нежная манера общения. Сколько платят этим настоящим героям, выполняющим такую важную работу? Чуть больше прожиточного минимума.
Несмотря на все усилия сиделок, я иногда думаю, что наших стариков слишком рано списывают со счетов. Однажды в выходной день (да, у нас бывают выходные) нам позвонил мой тесть и сообщил, что у его матери случился инсульт. Врач сказал, что она умрет в течение суток, поэтому все должны были прийти попрощаться.
Сиделки, которые проводят много времени с больными и скрашивают последние дни умирающих, выполняют невероятно важную работу. А получают при этом копейки.
Мы сразу поехали в пансионат для престарелых, и по пути я думал: «Откуда он знает, что она умрет в течение суток?» Мы, работники скорой помощи, не списываем в утиль тех, у кого случился инсульт, а оказываем им помощь. У меня это в голове не укладывалось. Однако пришлось напомнить себе, что я не на работе: «Не нужно появляться с таким видом, будто ты главный. Сегодня ты не на смене. Просто держи рот закрытым…»
Войдя в комнату, я сразу понял, что никакого инсульта у женщины не было. Не было его специфических симптомов. Во время инсульта ослабевает лицо: человек не может улыбаться, и/или уголки его рта/глаз опускаются. Речь часто нарушается, могут возникнуть когнитивные проблемы. Бывает, невозможно поднять руки. Необязательно быть врачом, чтобы знать, как проявляется инсульт, и врач, поставивший диагноз, явно ошибся. Бедная женщина металась в кровати, часто дыша. У нее была высоченная температура. Очевидно, это инфекция.
Когда врач наконец пришел, я сказал: «Что побуждает вас думать, будто у нее был инсульт? Я считаю, ее необходимо отвезти в больницу». Он ответил: «А я считаю, что нам следует оставить ее здесь и дать ей спокойно умереть». Я обеими руками за то, чтобы позволять людям спокойно умереть, если уже ничем нельзя помочь, однако был абсолютно уверен, что бабушку моей жены можно вылечить. Я позвонил в скорую помощь и сказал: «Послушайте, терапевт хочет, чтобы мы оставили женщину умирать, но я уверен, что у нее сепсис». (Сепсис – это серьезное осложнение инфекции, и он требует незамедлительного лечения.)
Как только мои коллеги увидели больную, они согласились с моим диагнозом, поместили ее в автомобиль скорой помощи, включили сирену и проблесковый маячок и помчались в больницу. Врач взглянул на нее и тут же диагностировал сепсис. Лечение начало действовать, но затем у бабушки жены развилась полиорганная недостаточность, и через пару дней она умерла. Думаю, если бы тот врач не ждал двенадцать часов, она, возможно, выжила бы.
Хотя я безгранично уважаю врачей и мне жаль, что они живут в постоянном страхе судебного разбирательства, я без колебаний сообщил о том враче в Генеральный медицинский совет. Возможно, кто-то подумал: «К чему все это? Она была старая и все равно скоро умерла бы. Это того не стоит». Я думал иначе.
Работники детских хосписов – это люди с, наверное, самой устойчивой психикой на планете.
Эта ситуация заставила меня взглянуть на тех, кто подает жалобы, под другим углом. Некоторые люди жалуются по пустякам и заставляют врачей беспричинно испытывать сильный стресс, потому что каждая жалоба воспринимается серьезно. Врачи – тоже люди и могут ошибаться. В нашем случае врача отстранили от работы, и он уволился до того, как состоялось слушание.
Из всех мест, которые я видел за время работы в скорой помощи, хосписы сильнее всего берут меня за душу. Дело не только в умирающих людях, но и в потрясающем персонале, ухаживающем за ними. Хосписы заботятся о 200 тысячах людей в год, но выживают в основном благодаря средствам благотворительных фондов. В среднем хосписы для взрослых получают треть средств от государства, а хосписы для детей – всего 15 процентов. Если бы хосписов не существовало, что было бы с людьми, которые нуждаются в них? Неужели они все лежали бы в отделении неотложной помощи? Даже думать об этом невыносимо.
Работники хосписов – подавляющему большинству из них платят копейки, а кому-то не платят вообще – обладают поразительной эмоциональной устойчивостью. Персонал детских хосписов – это, наверное, самые устойчивые люди на планете. Их работа невероятно сложная, но она приносит огромное удовлетворение. На
