на него, и он тоже не отводит от меня взгляда своих удивительных глаз. Я хочу знать, почему он не приехал в Момбасу. Выясняется, что он не получил от меня ни одного письма. Он дважды спрашивал о паспорте, но сотрудник только насмехался над ним. Кроме того, другие воины стали странно к нему относиться и больше не позволяли ему участвовать в их танцах. Лишившись заработка, он не видел смысла оставаться на побережье. Так Лкетинга приблизительно через месяц вернулся домой и уже не верил, что я вернусь. Однажды он пытался позвонить мне из отеля Africa Sea Lodge, но менеджер сказал, что телефон только для туристов.
С одной стороны, я тронута, узнав, что он пробовал все это сделать, но с другой – очень злюсь на его так называемых друзей, которые бросили его тогда, когда он нуждался в помощи. Когда я сообщаю, что хочу остаться в Кении и не собираюсь возвращаться в Швейцарию, он говорит: «Все в порядке. Оставайся со мной!» Ютта и Том оставляют нас наедине. Лкетинга сожалеет, что мы не можем пойти к нему, потому что сейчас сезон засухи и царит голод. Кроме молока есть и пить нечего. Я говорю, что у меня все хорошо и мы наконец-то можем быть вместе. Поэтому он предлагает сначала поехать в Момбасу. Позже он покажет мне свой дом и представит меня матери, сейчас же он очень хочет познакомить меня со своим младшим братом Джеймсом, который посещает школу в Маралале. Он единственный в семье, кто ходит в школу. Лкетинга скажет ему, что уезжает со мной в Момбасу, и если Джеймс захочет приехать на каникулы домой к матери, то сможет сообщить ей об этом.
Школа находится примерно в километре от города. Правила для учащихся строгие. Когда мы оказываемся на школьном дворе, сразу бросается в глаза, что девочки с мальчиками разделены. Одеты все одинаково: девочки в простых синих платьях, мальчики – в синих брюках и светлых рубашках. Я жду в сторонке, пока Лкетинга подходит к мальчикам. Вскоре все взгляды обращаются сначала на него, а затем на меня. Он разговаривает с ребятами, потом один из них убегает и возвращается с товарищем, который подходит к Лкетинге и почтительно его приветствует. После короткого разговора оба направляются ко мне. Джеймс протягивает руку и тепло меня приветствует. На вид ему около шестнадцати, и он в совершенстве владеет английским. Ему жаль, что он не может приехать в деревню, потому что сейчас свободного времени нет совсем, только пара часов по субботам, а по вечерам никуда выходить нельзя. Директор очень строгий. В эту минуту звенит звонок, и все быстро уходят, включая Джеймса.
Мы возвращаемся в город, и я совсем не возражаю против того, чтобы пойти в номер. Но Лкетинга смеется: «Это Маралал, а не Момбаса». Выясняется, что здесь не принято мужчине с женщиной заходить в комнату вместе до наступления темноты. Да и в темноте нужно стараться делать это как можно незаметнее. Не сказать, чтобы я жаждала секса, я ведь теперь знаю, какой он бывает, однако близость после стольких месяцев разлуки мне бы не помешала.
Мы прогуливаемся по Маралалу, я держусь на небольшом расстоянии, что кажется мне правильным. Время от времени Лкетинга разговаривает с воинами или девушками. Девушки, все очень молодые и красиво одетые, быстро и с любопытством поглядывают на меня, а затем смущенно хихикают. Воины смотрят на меня дольше и внимательнее. Говорят, наверное, в основном обо мне. Мне немного неловко, потому что я не знаю языка и не понимаю, что происходит. Я с нетерпением жду вечера.
На рынке Лкетинга покупает небольшой полиэтиленовый пакет с красной краской. Он указывает на свои волосы и боевую раскраску. За другим прилавком продают зеленые стебли с листьями. Они связаны в пучки длиной около двадцати сантиметров. Здесь происходит настоящая ссора между пятью или шестью мужчинами, изучающими товар.
Лкетинга тоже направляется к этому прилавку. Взяв кусок газеты, продавец заворачивает два пучка. Лкетинга выкладывает за это приличную сумму и быстро прячет сверток. По дороге к отелю он покупает как минимум десять жевательных резинок. В номере я интересуюсь, что это за зелень. Он улыбается: «Мираа [8] – это очень хорошо. Ее ешь и не спишь!» Он все разворачивает, сует в рот жвачку, отрывает листочки от веточек, сдирает зубами кору со стеблей и жует все это вместе со жвачкой. Я зачарованно смотрю на него, как изящно он повторяет эти манипуляции своими красивыми, тонкими руками. Я тоже пробую, но сразу выплевываю, так как нахожу это слишком горьким. Я ложусь на кровать, смотрю на него, держу за руку. Мне хорошо. Словно весь мир во мне. Я у цели. Я снова нашла его, мою большую любовь. Завтра утром мы отправимся в Момбасу, и начнется славная жизнь.
Должно быть, я заснула. Когда открываю глаза, Лкетинга все еще сидит и жует. Теперь он выглядит как-то потерянно. Повсюду на полу листья, очищенные стебли и выплюнутые жеваные комочки зелени. Он смотрит на меня пристальным взглядом и гладит по голове: «Нет проблем, Коринна. Спи. Ты устала. Завтра сафари». «А ты не устал?» – спрашиваю я. «Нет, – отвечает он, – перед таким большим путешествием я не могу спать».
Судя по тому, как он это говорит, я заключаю, что мираа – это что-то вроде «эликсира мужества», так как воину не разрешается употреблять алкоголь. Я понимаю, что ему нужна смелость, потому что он не знает, что его ждет, и его опыт в Момбасе был не самым лучшим. Это его мир, а Момбаса – это хоть и Кения, но не территория его племени. «Я помогу ему», – думаю я и снова засыпаю.
На следующее утро мы должны выехать пораньше, чтобы занять место в единственном автобусе, идущем в Ньяхуруру. Лкетинга так и не ложился, поэтому «это не проблема». Я поражена – он в отличной форме и вот так запросто может отправиться в столь долгое путешествие без всякого багажа. Ему достаточно украшений, набедренной повязки и дубинки рунгу в руке.
Впереди первый этап. Трава закончилась, и Лкетинга пережевывает один и тот же комок. Он молчит. В общем, автобус уже не такой оживленный, как тот, в котором мы с Юттой ехали сюда.
Автобус трясет на тысяче выбоин. Лкетинга натянул на голову вторую кангу так, что видно только глаза: защитил свои красивые волосы от пыли. Я закрываю нос и рот платком, чтобы нормально дышать. Примерно на полпути Лкетинга толкает меня локтем и указывает на длинный серый холм. Присмотревшись,
