Перед нами прежде всего стоял вопрос, как лучше зайти на цель, чтобы разрушить ее бомбами, исключив всякую возможность поражения своих войск, находящихся буквально в ста метрах.
Предстояло разрушить укрепление не полевого, а крепостного характера.
Полет протекал так. Двумя шестерками, в правом пеленге, мы пошли к линии фронта. Летели на высоте девятьсот метров до заранее намеченного и точно рассчитанного пункта. Дойдя до него, мы развернулись на семьдесят градусов и пошли курсом, совпадающим с направлением атаки. Расчет был произведен верно, и нам не надо было доворачивать над целью.
Вот и опоясанная высокой стеной крепость. Немецкие зенитчики яростно обстреливали нас. Но нарушать боевой курс нельзя! Мы пикируем и прицельно, с высоты трехсот метров, сбрасываем часть фугасных бомб.
"Башни разбиты, поднялась кирпичная пыль", - докладывает мой стрелок Клименко. Бомбы легли в цель.
Заместители ведущих гвардии лейтенанты Филиппов и Зыков, как и было приказано, били ту же цель - восточную стену. Остальные ведомые бомбили дзоты и блиндажи, примыкающие к крепости".
- Гордись, Юра! Батя и тебя не забыл, - вымолвил кто-то из летчиков.
- Ладно, не перебивайте!
- Дайте человеку дочитать!..
"Плотным строем мы пошли на второй заход, - продолжал Зыков. - Снова клубы дыма смешались с кирпичной пылью: рушились стены вражеской крепости. Прекрасно бомбил Гребеньков, добившись и на этот раз прямого попадания в башню крепости. Затем мы атаковали врага еще раз.
Выгодный боевой курс, строгая дисциплина строя, подбор экипажей и прицельное бомбометание сыграли свою роль. Я собрал группу для четвертого захода. Но с западного берега взвилась ракета: там уже были наши. С земли по радио передали: "Спасибо, летчики. Задание выполнили отлично, идите домой".
Разворачиваясь, мы видели, как наши саперы уже начинают возводить мост. После трех заходов штурмовиков вражеская крепость перестала существовать, превратившись в груду развалин. Разрушив ее, мы расчистили путь нашей пехоте, и она, не встретив сопротивления, стремительно рванулась на запад. Этот вылет показал, что штурмовики могут с успехом разрушать и сооружения, близкие по мощности к крепостному типу".
- Вот и все, - закончил Зыков. - Внизу подпись: "Кавалер ордена Александра Невского Максим Скляров".
Зыков сложил газету, задумался.
Таким же грустным и задумчивым был он перед вылетом на штурм крепости.
- Что с тобой, Юра? - спросил тогда участливо Владимир Большаков. - Не заболел ли?
- Здоров я, Володя. О предстоящем задании думаю - ведь на родную брянскую землю бомбы сыпать придется.
- Земля простит, - ты ее от извергов защищаешь.
- Конечно, меня это радует. Наконец-то с Брянщины поперли фашиста. Хватит - оттоптался, изверг, попил водички из Десны... Вот сижу сейчас и вспоминаю, как мы с отцом на рыбалку ходили... Раннее-раннее утро, голубая кисея тумана над рекой. Пичуги только проснулись, лес стал наполняться их звонкими голосами. Какая радость - видеть пробуждение природы. С трав, с кустов, деревьев постепенно сходит сонливость. Они начинают оживать под дуновением свежего утреннего ветерка. Сбросив дрему, сладко потягиваются цветы, радуясь предстоящей встрече с солнцем. Шли с отцом тихо, вслушиваясь в звуки зарождающегося дня. Под ногами роса, серебром стекает по голенищам сапог. Над Десной тремя выгнутыми парусами висели ослепительные бело-розовые облака. Отраженные в воде, они казались еще краше и таинственнее, словно прошли через толщу вод, отстирались и отбелились. Отец вел меня на свое любимое место. В большой глубокой заводи, по его словам, мы должны были обязательно наловить на уху. И правда, рыбы было там много. Папа подсекал умело, со сноровкой. Я же в азарте дергал удилище... Прекрасное было время... Мне кажется, Володя, задумчиво говорил Юрий, - что в детстве я проезжал мимо того монастыря, который мы видели с передовой и который нам предстоит завтра бомбить. Смутно вспоминаю его толстостенные кирпичные стены, купола... Потребуется точное бомбометание.
- Все будет нормально, Юра. Последнюю ночку проведут фрицы за монолитными стенами. Завтра мы их выкурим оттуда.
Этот разговор был вчера. Сегодня крепость была разрушена. Через несколько дней пришлось скляровцам бомбить еще один подобный монастырь. В штабе армии сказали командиру полка:
- У тебя уже есть опыт выжигать огнем врага из монастырских стен.
- Опыт-то есть, - ответил Максим Скляров, - да вот в чем беда: после войны обвинят моих соколов, что они уничтожили все памятники старины на Брянщине.
Сложные чувства испытывал лейтенант Зыков, когда ранним утром летел бомбить величественно-спокойный монастырь - новую "крепостицу". Он думал, что после первой бомбежки монолитных стен придет успокоение, но оно не пришло... Брянщина, Брянщина - милая родина детства, кто бы мог подумать, что твой сын будет сбрасывать на тебя бомбы...
Какие умельцы возвели это чудо, не один век простоявшее среди пологих холмов? Сохранились ли имена каменотесов, жестянщиков, плотников, кто приложил свой труд к созданию архитектурного памятника? Вряд ли известны имена творцов, неумолимое время покрыло их плотной пеленой забвения.
Никто ведь не знал, что толстые кирпичные стены солужат временную службу врагам Отчизны. Они превратили и этот монастырь, постройки вокруг него в сильно скрепленные огневые позиции, в казармы, в склады боеприпасов и продовольствия. Давно были расхищены редчайшие иконы, подсвечники, лампадки, отправлены "ценителями и коллекционерами" в Германию.
Каждую земную складку, каждую дорогу и рощицу внизу Юрий разглядывал с той особенной нежностью и любовью, которые рождаются при виде знакомых с детства мест. С тех пор как погнали фашистов с Брянщины, лейтенант Зыков испытывал прилив новых возвышающих душу чувств. Что-то светлое и нежное отражалось на задумчивом лице... такая лучистость взгляда появлялась и при воспоминании о Люсе - думы о родной земле Юрий отождествлял с думами о любимом человеке.
Летели, как всегда, четким слаженным строем. Зыков знал, что нельзя расслабляться - приказ должен был возобладать над всеми душевными переживаниями. Если командование потребовало еще раз выбить фрицев из "крепостицы" - значит надо их выкурить оттуда.
И все же не было в сердце покоя. Научившись перед другими атаками смирять его биение до нормального, он с трудом совладал с ним, своим сердцем, сейчас. Понимал: нельзя быть жалостливым. Ведь каждая бомбежка приближает нас к Победе... значит, надо бомбить... Хотя и жалко, что рушится то, что создавалось руками нашего же народа.
Направление атаки было выбрано ведущим таким образом, чтобы прямым курсом, без отклонений зайти на бомбежку со стороны церкви. Она была словно коренник в каменной упряжке и могла на какое-то время помешать зенитной артиллерии, густо утыканной на церковном подворье, помешать обстрелу подлетающих штурмовиков.
