В течение декабря — января англичане создали целую систему осадных укреплений. Они использовали покинутые французами форты, или «бастилии», строили новые крепостцы, возводили насыпи и чинили соединявшие их дороги. К первым числам февраля эта система была наполовину закончена.
Цепь укреплений начиналась насыпью на острове Карла Великого, к западу от Орлеана. Далее на север и северо-восток шли: бастилия Сен-Лоранс, насыпь Круа-Буассе и крепость Лондон. Эти крепости, расположенные на важнейших путях в северную и западную Францию, опоясывали Орлеан дугой, составлявшей почти треть окружности. На левом берегу, кроме Турели, были укреплены насыпь Сен-Приве и форт Огюстен.
Однако на востоке линия охвата разрывалась. Между дорогой на Париж и Луарой к востоку от Орлеана англичане не имели ни одного укрепленного пункта.
Таким образом, окружение не было полным.
Этому много содействовала активность осажденных. Ополченцы и солдаты не желали сидеть в городе сложа руки. Они совершали вылазки и мешали строительным работам англичан, в то время как французская артиллерия поливала огнем недостроенные форты.
Замедленная дуэль тянулась до конца первой недели февраля. А потом произошли события, резко осложнившие положение защитников города.
9 февраля в Орлеан пробрался гонец от графа Клермона, стоявшего во главе овернского дворянства. Когда монсеньер Батар прочел письмо графа, он мысленно возблагодарил небо за свою осмотрительность. Да, как он и предвидел, к городу стягиваются новые силы годонов. По парижской дороге идет отряд в полторы тысячи бойцов, предводительствуемый сэром Джоном Фастольфом, главным камергером английского короля. Фастольф везет огромный обоз с продовольствием, рассчитанным на много месяцев осады. Этот отряд нельзя пропустить. Его нужно уничтожить, а продовольствие забрать.
Как ни был осторожен Дюнуа, он выехал не медля ни минуты на совещание с Клермоном. Вслед за ним под прикрытием темной ночи из города вышло войско в полторы тысячи человек во главе с Ла Гиром, Сентрайлем и Буссаком.
…Это войско через два дня вернулось обратно, уменьшившись почти наполовину.
12 февраля произошло сражение, вписавшее во французскую военную летопись горькие и позорные строки.
В полдень гасконцы Ла Гира и Сентрайля первыми увидели английский обоз, медленно двигавшийся по направлению к Этампу. Годоны, не ожидавшие встречи, были застигнуты врасплох. Передние ряды остановились, задние напирали па них, грозя создать неимоверную сутолоку. Французы имели превосходные позиции и все преимущества внезапного нападения.
Ла Гир уже собирался трубить атаку, предвкушая, как его молодцы опрокинут зазевавшиеся англичан, да вдруг на беду вспомнил, что без разрешения графа Клермона начинать бой запрещено.
К графу, войско которого порядком поотстало, спешно послали гонцов.
Это было досадной проволочкой.
Англичане, оправившись от замешательства, начали перестраивать ряды. Нужно было спешить, не теряя ни минуты. Каковы же были удивление и гнев храбрых гасконцев, когда от графа поступил приказ: ни под каким видом не ввязываться в дело без него!
Возмущенный Ла Гир так сжал рукоятку меча, что та чуть не треснула.
Желторотый птенец Клермон, едва посвященный в рыцари, хочет стяжать себе славу и проваливает все сражение!
И правда, пока французы стояли и ждали, годоны закончили подготовку к встрече. Они устроили ограду из обозных телег, за которой укрылась конница. Перед телегами, остриями к противнику, врыли колья. Между кольями расположились стрелки и выдвинули луки.
Ну можно ли было выдержать такое! А Клермон все не подходил…
Наконец у одного из капитанов терпение истощилось. Он ринулся вперед, его кавалеристы прошли половину расстояния, но тут их почти всех расстреляли английские лучники. Такая же судьба постигла второй отряд, едва сдвинувшийся с места. После этого английская конница вышла из-за прикрытия и ударила по дрогнувшим флангам французов…
…Разгром был полный. Честолюбивый Клермон, испортивший все деле, так и не вступил в сражение. Увидев, что происходит, он повернул обратно. Дюнуа был ранен и едва избежал плена. Только храбрецы Да Гира и Сентрайля своей отвагой спасли армию от уничтожения. Прикрывая бегство, они задержали англичан и заставили их отказаться от преследования.
Все это произошло у деревни Руврэ, близ Арженвиля. И названо было это сражение, столь плачевно окончившееся для французских воинов, «битвой селедок», ибо среди продовольствия, находившегося в обозе, преобладала соленая рыба…
Исход битвы у Руврэ коренным образом изменил соотношение сил. Англичане получили продовольствие и резервы. Французы потеряли престиж и людей. Возмущенные орлеанцы встретили Клермона проклятиями, и он вместе со своими людьми поспешил оставить город. Вслед за ним потянулись и другие капитаны, удиравшие из осажденной крепости, как крысы с тонущего корабля. Ушел Буссак, мотивируя свое бегство земельной тяжбой, ушел Шаванн безо всякой мотивировки, начали складывать пожитки Ла Гир и Сентрайль. Последние, правда, в ответ на мольбы горожан обещали вскоре вернуться, но им мало кто верил.
В марте — первой половине апреля англичане закончили окружение Орлеана. Они возвели ряд новых крепостей и сооружений, которые вместе с построенными раньше опоясали город со всех сторон.
К северо-востоку от крепости Лондон возникли насыпь Руан и бастилия Париж. На востоке, контролируя дорогу на Жьен и охраняя район, как более удобный для переправы, выросла бастилия Сен-Лу. Наконец на левом берегу, против острова Туаль, был укреплен старый форт Жан-ле-Блан, делавший невозможным переправу у Новой башни.
Наступили тяжелые дни. Рыцари, которых орлеанцы поили и кормили в течение многих месяцев, покидали город на произвол судьбы.
Годоны все туже стягивали кольцо осады.
Надеяться было не на кого.
Зажиточные буржуа настолько струсили, что стали на путь предательства. Они вступили в переговоры с герцогом Бургундским, предлагая сдать ему город, если он освободит их от англичан.
Но простые люди Орлеана не обнаруживали склонности к подобной сделке. Они точили копья и закаляли сердца. Они были готовы умереть, но не изменить родине.
Именно в это время до них все чаще стали доходить слухи о Деве.
Слухи эти, только появившись, начали расти и распространяться. Они переходили из дома в дом, с батареи на батарею, от укрепления к укреплению.
— Святая девушка из Лотарингии приехала в Жьен. Она из нашего брата, из бедных людей, не чета предателям господам! Она едет к королю и будет просить, чтобы ей дали солдат. Она явится с войском и снимет осаду. Она поможет нам! Она нас спасет! Да благословит ее господь!
