страны. [84]
Тучи над горизонтом
В подмосковном доме отдыха, в Марфине, собрались все, кто участвовал в испанских боях. Им было
дано совершенно определенное задание — обобщить боевой опыт. Ничто ценное не должно быть
упущено. Конечно, то, что было там, за Пиренеями, будет лишь эпизодом в той войне, что предстоит. И
все это понимают. Но пристальное изучение испанского опыта подскажет многое. Смушкевич — частый
гость в Марфине. Приезжая, он обязательно привозил с собой кого-нибудь из тех, кто только что вернулся
«оттуда».
— Вот еще пополнение, — говорил он, входя и представляя приехавшего с ним в этот раз Александра
Осипенко. — Он нам обо всех новостях расскажет. У них там уже «Мессершмитт-109» летает. Ну, тебе
слово, — обратился он к Осипенко.
Тот рассказал, что появление «мессера» заставило наши «СБ» летать с прикрытием. Раньше-то оно было
ни к чему. За нашим бомбардировщиком не мог угнаться ни один из истребителей противника.
— Ну вот, видите? — заметил Смушкевич. — Надо учесть и это. Мы разрабатываем уставы и
наставления. Они должны быть самыми передовыми. В них должно войти все самое новое.
Летчики знали, что он разбирается во всех деталях воздушного боя, и потому старались быть предельно
точны в своих формулировках.
А он ночами засиживался за чтением их предложений. Правил, переделывал, дописывал, добиваясь
наибольшей ясности и четкости.
Но опыт Испании требовал не только теоретического осмысления. [85]
К этому времени относится возникновение среди летчиков и конструкторов двух точек зрения на самолет, которому была уготована очень важная роль. Самолет этот — штурмовик. И вот о том, каким ему быть, велись довольно резкие споры. Одни утверждали, что необходим маневренный, сильно вооруженный
самолет. Они встречали в штыки любые попытки прикрыть броней машину, так как это утяжеляло ее, снижало скорость и маневренность. Смушкевичу же его боевой опыт подсказывал, что машина, которая
могла бы смело атаковать наземного противника, должна иметь достаточное вооружение и надежное
прикрытие. На одном совещании, где присутствовали члены правительства, он высказал свою точку
зрения. Его поддержали. Ильюшин получил задание сконструировать самолет, способный действовать на
низких высотах, хорошо вооруженный и бронированный.
В те годы на командные посты в авиации пришли совсем молодые люди. Кое у кого это вызывало
недовольство. Поговаривали о том, что Смушкевич окружает себя «испанцами», чтобы упрочить свое
положение.
Однажды, встретившись с ним, его старый друг Александр Туржанский напрямик спросил:
— Яша, почему всех командиров назначают из «испанцев»?
— А кого назначать? — в свою очередь спросил Смушкевич. Он знал, что не один Туржанский об этом
спрашивает. И ответил спокойно: — Потому, что они свою преданность делу кровью доказали.
Из «испанцев» Смушкевич создает специальные группы. Они разъезжаются по частям для передачи
своего боевого опыта. [86]
В авиацию приходит новая техника. Один из новых самолетов, «Р-10», сконструированный профессором
Харьковского авиационного института Неманом, получил в подарок и заместитель начальника ВВС.
Накануне 1 Мая вместе с главным штурманом ВВС Г. Прокофьевым Смушкевич приехал на центральный
аэродром.
— Интересно, как она в воздухе? — подходя к новой машине, проговорил Яков Владимирович. — Что, если попробовать?
— Пожалуй, лучше после парада, а то через час соберутся командиры... — предложил Гавриил
Михайлович.
— Ну ты иди, я догоню. Один кружочек только...
Смушкевич круто развернулся над лесом. Выбросил шасси и пошел на посадку. Еще не очень привычный
гул нового самолета становился ближе и ближе. И вдруг тишина... Неожиданная, непонятная, пугающая.
А через секунду ее прорезал вой санитарных машин. Они неслись туда, где дымилась груда развалин.
В палату Боткинской больницы Бася Соломоновна попала лишь в 11 часов вечера.
Машина с трудом пробиралась по запруженным гуляющими в этот предпраздничный вечер московским
улицам. Наконец она вырвалась на простор Ленинградского шоссе и через несколько минут остановилась
возле больничного подъезда. Встретивший ее профессор Фридланд ничего не сказал и только попросил:
— Пожалуйста, потише...
Узнать его было невозможно. Он лежал укутанный бинтами. Лишь пробившиеся сквозь них особенно
черные на их фоне волосы убеждали, что это [87] он. Она провела по ним рукой. От ее прикосновения он
очнулся и, с трудом поднимая опухшие веки, спросил:
— Как ты сюда попала? Иди домой... Все будет в порядке...
Врачи, осмотревшие Смушкевича сразу после того, как он был доставлен в больницу, не могли сказать
ничего определенного. Переломанные во многих местах бедра ног делали надежды на спасение
ничтожными. Но и их надо было использовать. И борьба началась...
Утром он опять пришел в сознание. Увидев стоящих у кровати начальника ВВС Локтионова, адъютанта
наркома Хмельницкого и своего испанского товарища генерала-танкиста Павлова, спросил:
— Ну как дела? Как прошел парад?
— Все в порядке, Яша, — с трудом сдерживая слезы, сказал Локтионов. — Мы ждем тебя. Ты обязан
бороться так же, как воевал. И не сдаваться... Слышишь?.. Не сдаваться. Это приказ, Яша. Боевой приказ.
— Не сдамся, — прошептал он.
Больницу осаждали летчики. Останавливали врачей, сестер. Вопрос один: «Как Батя?» — так после
Испании теперь называли Якова Владимировича.
Однако в палату никого не пускали. Там кроме врачей и сестер находилась лишь Бася Соломоновна. Но
однажды, когда она осталась одна, в палате появились двое новых врачей. Она уже привыкла к врачам и
вначале не обратила на вновь вошедших внимания. Когда же взглянула на них, то увидела знакомые лица: перед ней стояли смоленский товарищ мужа Минин и Чкалов.
— Бася Соломоновна, мы на минуточку, — прошептал Чкалов. — Только поглядим своими глазами, [88]
что жив. А то ребята думают, что их обманывают...
Пять дней шла жестокая схватка со смертью, уже, казалось, заключившей Смушкевича в свои объятия.
На шестой день смерть отступила.
— Мотор у него... — указывая на сердце и затем покачав седой головой, проговорил известный хирург
Мондрыка. — С таким можно бороться.
Однако консилиум врачей заявил, что для спасения жизни его надо немедленно оперировать. И
