Жизнь всегда несет с собой подобные сюрпризы. Вот еще пример. Жили-были когда-то молодая девушка и молодой человек, пламенно любившие друг друга. Но они оба были слишком бедны и не могли обвенчаться, а потому решили, что обождут, пока жених не накопит достаточно денег, чтобы было с чем начать хозяйство. Жених простился с невестой, покинул родину и отправился добывать деньги.
Прошло немало времени, потому что добывать честным трудом деньги — задача очень не легкая. И только в течение целого десятка лет ему удалось накопить столько, чтобы иметь возможность содержать семью.
Когда он вернулся на родину к своей невесте, то оказалось, что между ними все изменилось. Жизнерадостная молодая девушка успела превратиться с старую, кислую деву, злившуюся на жениха за то, что он так долго медлил, а он, с своей стороны, был огорчен и раздосадован тем, что она встретила его слишком холодно после того, как он потратил столько времени и труда на то, чтобы вернуться к ней обеспеченным на всю их дальнейшую жизнь.
Больше часа просидели они по обе стороны стола, удивляясь, как они могли быть настолько глупы, чтобы так долго ждать и, вообще, находить что-то привлекательное друг в друге. Потом он встал, пожелал своей бывшей невесте «всего лучшего»; пожелала и она ему того же самого, и они расстались уж навсегда.
В детстве я читал дурную историю в том же роде.
Жили-были беззаботная стрекоза и хлопотливый муравей, и каждый по-своему относился к жизни. Стрекоза все приятное время года носилась с цветка на цветок, летала вперегонку с товарищами, сверкая на солнышке своими зелеными прозрачными крылышками, питалась сладкою росою с травинок и листочков, и о завтрашнем дне совсем не помышляла.
Но вот вдруг загнула жестокая зима. Оглянувшись вокруг, веселая стрекоза увидела, что ее друзья — цветы, все лежат мертвыми, и поняла, что ее собственный коротенький век должен идти к концу.
Тут она почувствовала радость по поводу того, что так счастливо провела свою жизнь и ничем не портила ее.
— Моя жизнь, — размышляла она, — была очень коротка, но я пользовалась ею как могла лучше, и была довольна. Я упивалась солнечным светом, носилась по мягким, теплым и ласковым воздушным волнам, весело играла среди пестрых, нежных, душистых цветов и свежей травы и спала под прохладными зелеными листочками. Я делала, как мне показано было матерью: летала и жужжала свои песенки. Теперь поблагодарю Творца за те солнечные дни, которые выпали на мою маленькую долю, и спокойно умру.
После этого она забралась под коричневый, покоробившийся от мороза лист и встретила свой конец с той покорной готовностью, с которой умирают все беззаботные стрекозы. Пролетавшая вблизи птичка осторожно подобрала ее и похоронила.
Увидев, как окончила свое существование стрекоза, муравей напыжился фарисейским самомнением и воскликнул:
— Как я благодарен Богу за то, что Он создал меня таким трудолюбивым и степенным, бережливым и предусмотрительным, а не похожим на эту глупую стрекозу! Пока она только и знала, что летала с цветка на цветок и всячески забавлялась, я все время провел в тяжелом труде, собирая себе пропитание на грядущую зиму. Вот она уже и умерла, а я затворюсь в своем теплом гнездышке и буду есть все те лакомства, которые предусмотрительно набрал за лето.
Но пока муравей предавался своим самодовольным рассуждениям, пришел садовник с лопатой и одним взмахом разорил его жилище со всем, с таким трудом собранным, добром, оставив его самого умирать под развалинами.
Потом прилетела та самая сердобольная птичка, которая похоронила стрекозу. Она также осторожно и нежно подобрала мертвого муравья и предала его земле, а сама вспорхнула на ветку и запела песню, начинающуюся словами: «Собирайте розовые бутоны, пока еще не поздно!» Это была славная и мудрая песенка. Один человек, который был дружен с птицами и понимал их язык, записал эту песенку и напечатал, так что каждый может прочесть ее.
К несчастью, судьба является для нас суровою гувернанткою, несочувствующею нашему влечению к розовым бутонам, и как только мы потянемся к ним, она схватывает нас за руку, отбрасывает назад на пыльную дорогу и своим острым, резким голосом кричит: «Нечего вам тут хватать цветы: не про вас они! Ступайте назад на дорогу и идите куда вам нужно!»
И мы волей-неволей покоряемся судьбе, зная, что иначе она поведет нас так, что мы даже издали не увидим роз, или устроит так, что розы окажутся уже увядшими, не успев еще путем распуститься.
Пришлось и нам с Этельбертой испытать суровый произвол судьбы, которая не захотела, чтобы в следующее лето была у нас «речная дачка», хотя, как нарочно, это лето выдалось на редкость хорошее, но ограничилось обещанием, что позволит нам завести желаемую нами игрушку в то лето, если мы будем «паиньками» и накопим достаточно денег. И мы с Этельбертою, как настоящие дети, удовольствовались этим обещанием и жили надеждою на его исполнение.
И действительно, только в третье лето нам удалось осуществить свою мечту; крохотный ботик был нами приобретен, и когда мы вернулись домой после этой покупки, жена поспешила спросить у отворявшей нам дверь служанки:
— Аменда, вы умеете плавать?
Не выразив ни малейшего любопытства по поводу такого странного вопроса, Аменда ответила:
— Нет, миссис. Моя подруга умела, да и та утонула.
— Так вам нужно выучиться и как можно скорее, — своим возбужденным голоском продолжала Этельберта, не обращая внимания на последние слова служанки. — Мы будем теперь жить не в городе, а среди реки в лодке.
Этельберте очень хотелось хоть чем-нибудь поразить или удивить Аменду, и она очень огорчилась, видя, что ей это не удается. Она возлагала большие надежды на нашу новую затею. Однако и на этот раз девушка оставалась равнодушною, как камень.
— Хорошо, миссис, — повторяла она, но более жена ничего не могла добиться от нее.
Мне кажется, если бы мы объявили ей, что переселяемся на воздушный шар, она и тогда не повела бы бровью.
Странное явление!
Несмотря на всю свою почтительность к нам, Аменда как-то умела давать нам с Этельбертою чувствовать, что мы не что иное, как пара ребят, играющих в мужа и жену, и что она, Аменда, только мирволит нашей игре.
Аменда пробыла у нас пять лет, пока один молодой парень, носивший нам молоко, не накопил столько деньжонок, чтобы завести собственное дело, и не взял себе в жены эту, видимо, давно уж приглянувшуюся ему краснощекую девушку. Но ее отношение к нам за все это время ничуть не менялось. Даже когда у нас появился настоящий бэби и нас уже нельзя было больше не считать такими же «настоящими» супругами, она продолжала смотреть на нас так, словно мы все еще только играем в «папу» и «маму».
