Ряд резолюций, принятых конференцией, представляли собой конкретизацию «Переходной программы», которая была единогласно одобрена.
Был избран Исполнительный комитет в составе пятнадцати членов, то есть примерно столько, сколько участвовало в конференции официальных делегатов. Имя одного из членов Исполкома открыто названо не было. Им был Л. Д. Троцкий, избранный, по его просьбе, в качестве «секретного члена», исходя из условий пребывания лидера всего движения в Мексике.[1433]
Так, после почти пятилетних усилий, было наконец создано оформленное международное объединение сторонников Троцкого, разделявшее его стратегические установки, из которых главными были курс на мировую перманентную революцию, защита СССР как «дегенерировавшего рабочего государства», призыв к политической революции в СССР.
Глава 8
СУД НАД СОВЕТСКИМ ТЕРРОРОМ И ТЕРРОР ПРОТИВ ОТСТУПНИКОВ
Как раз в то время, когда Троцкий с женой только прибыли в Мексику, в Москве состоялся второй «открытый» судебный процесс над семнадцатью обвиняемыми (23–30 января 1937 года). На скамье подсудимых находились в свое время близкие к Троцкому деятели К. Б. Радек, Г. Л. Пятаков, Г. Я. Сокольников, Л. П. Серебряков, Н. И. Муралов и др. В порядке «амальгамы» к ним пристегнули неизвестных лиц. Обвиняемым было приписаны создание «параллельного антисоветского троцкистского центра», организация шпионажа, диверсий, подготовка убийств высших советских деятелей — полный набор обычных для «большого террора» измышлений. Все эти «преступления» они выполняли, судя по обвинительному заключению, по указаниям Троцкого, который, в свою очередь, давал их по согласованию с тайными службами «фашистской» Германии.
Все обвиняемые признались в преступлениях, причем особенно энергично с прокурором А. Я. Вышинским и судьей В. В. Ульрихом сотрудничали Пятаков и Радек. Радек подчас даже опережал прокурора в очернении себя самого. Обвиняемые называли фамилии и многих других бывших деятелей оппозиции в качестве связанных с ними «изменников родины». В числе прочих было произнесено имя ближайшего в прошлом соратника и друга Троцкого X. Г. Раковского.[1434] Было ясно, что последуют новые кровавые спектакли.
Уже первый судебный процесс над Каменевым, Зиновьевым и другими деятелями убедил Троцкого в необходимости развертывания масштабной кампании разоблачения сталинского террора. Она была тем более необходимой, что некоторые популярные западные интеллектуалы выражали уверенность, что судебные процессы в Москве эффективно способствовали ликвидации «пятой колонны» и укреплению безопасности СССР в связи с угрозой агрессии со стороны гитлеровской Германии. Из всех уважаемых европейских симпатизантов писатель Лион Фейхтвангер высказал самые одиозные суждения по поводу того, что происходило в СССР в 1937 году. Он посетил судебный фарс в январе 1937 года и выразил убеждение в правдивости показаний обвиняемых. Вскоре в книге под названием «Москва, 1937» он рассуждал, как прост в обхождении и демократичен советский лидер, какие муки доставляет ему восхваление его личности народом.[1435]
Едва прибыв в Мексику, Троцкий вплотную занялся разоблачением судебных фальшивок, их причин и вероятных последствий. 20 января он написал статью «Семнадцать новых жертв ГПУ», которая под различными заголовками была опубликована в нескольких странах.[1436] Статья предшествовала процессу, была написана под впечатлением только что появившегося советского сообщения о раскрытии «нового заговора». Будущие подсудимые характеризовались как старые революционеры, являвшиеся одно время единомышленниками Троцкого, которые позже отреклись от оппозиции. За этим последовала череда статей, заявлений, писем, обращений, в которых разоблачался «большой террор». 30 января Троцкий записал на пленку речь для американского киножурнала, в которой приводились факты лжи и фальшивок на московских процессах.
Особое значение он придавал выступлению на массовом митинге в Нью-Йорке, созванном Американским комитетом защиты Троцкого. На митинге, состоявшемся 9 февраля на нью-йоркском ипподроме, присутствовало около шести с половиной тысяч человек — цифра весьма значительная для такого рода инициативы. Речь Троцкого вызвала бурю эмоций.[1437] Объяснив истинный смысл того, что происходит в Москве, Троцкий особое внимание уделил своему предложению о создании открытой и беспристрастной следственной комиссии. «Я заявляю: если эта комиссия признает, что я виновен хотя бы в небольшой части тех преступлений, которые взваливает на меня Сталин, я заранее обязуюсь добровольно отдаться в руки палачей из ГПУ. Надеюсь, это ясно. Я делаю это заявление перед лицом всего мира. Прошу печать разнести мои слова до самых глухих уголков нашей планеты. Но если комиссия установит, что московские процессы — сознательный и преднамеренный подлог, построенный из человеческих нервов и костей, я не потребую от своих обвинителей, чтоб они добровольно становились под пулю. Нет, достаточно будет для них вечного позора в памяти человеческих поколений! Слышат ли меня обвинители в Кремле? Я им бросаю свой вызов в лицо. И я жду от них ответа!»
Обвинители в Кремле, безусловно, читали эту страстную речь, но готовились они не к ответу по существу, а к ответу кровавому — к физической расправе с Троцким, Львом Седовым и другими разоблачителями тоталитарного режима.
В то время как Американский комитет защиты Троцкого готовил контрпроцесс, сам главный обвиняемый, ставший обвинителем, публиковал новые материалы, разоблачавшие сталинскую клевету. Сдвоенный мартовский номер «Бюллетеня оппозиции» за 1937 год был почти полностью посвящен московским фарсам.
В этих материалах особое внимание обращалось на очевидные ляпсусы в обвинениях на январском процессе. Наиболее показательными были два скандальных момента. Связь Радека с Троцким обосновывалась на процессе тем, что парижский корреспондент газеты «Известия» В. Ромм, представлявший Радека, встречался с Троцким в Булонском лесу в конце июля 1933 года. По этому поводу в «Бюллетене оппозиции» не только ставились вопросы, которые могли бы «конкретизировать» обвинение, например, прибыл ли Троцкий пешком или на автомобиле, появился один или в сопровождении, как выглядели сопровождавшие лица, если таковые были, почему было избрано такое неудобное место для свидания. Но главное, на основании документов и свидетельств было показано, что с Роммом Троцкий никак не мог встретиться, так как находился в 500 километрах от столицы — в Ройане, где в день прибытия его видели многочисленные полицейские чиновники.