«Очень интересная книга. Никогда не читал такой интересной книги». Студент говорил искренне. Я понимал, что это преувеличение, вызванное тем, что читатель не имел нужной информации. И все-таки мне было приятно. Наташенька! Хорошо быть автором книги. Я уже думал над циклом лекций «Древняя Греция», мечтал об интересной характеристике «Древнего Востока», намеревался проверить, как студенты усвоили мой курс, устроить в следующем году читательскую конференцию. Дело в том, что уже в конце текущей сессии заочники сдавали мне экзамен по античности и некоторые довольно хорошо знали материал моей книги. Между тем, Елена Михайловна Штаерман писала: «Если книга уже стала пособием для студентов, и они по ней готовились успешно к экзаменам, то это, конечно, самая лучшая проверка».
И. А. Нарынбаев работал спокойно. В институте налаживалась деловая обстановка. Конечно, оставались дураки и бездельники, вроде бывшего министра просвещения С. Токтогонова, несостоявшегося доктора философских наук – Давлеткельдиева, пьяницы Лапухова. Однако не они определяли ход жизни. Установился неплохой трудовой ритм. Мы подготовили очередной номер «Ученых записок», для которого я написал статью «Из истории идеологических противоречий в Римской Империи». Географический факультет, вслед за нами, выпустил свои «Методические указания». Декан М. Х. Ганкин подарил мне их с надписью «На добрую память». Наметилось более или менее регулярнее проведение выездных консультаций. Это дело было в общем-то интересным. От факультета ездили чаще всего И. Г. Гришков, Х. Мусин и я.
Хорошим весенним днем отправились в Пржевальск. Народу собралось много, на целый автобус. Возглавлял поездку А. Нарынбаев. В Пржевальске жили его родители. Доехали до Боомского ущелья и побаловались лагманом. Пока автобус шел вдоль Иссык-Куля, Ганкин и я обсуждали проблему рас. Преподаватель географии Воскобойников, усатый еврей с внешностью Тараса Бульбы, рассказывал о карасе, зажаренном в сметане. В Пржевальск прибыли ночью, поместились в новой гостинице. Консультации шли своим чередом, а в свободное время мы ездили к чудесному памятнику Пржевальскому, бродили по прекрасным окрестностям около Теплоключинки. Я фотографировал. Потом Нарынбаев пригласил всех на угощение, мы прилично выпили и закусили. Мусин водил меня на базар, угощал какой-то острейшей дунганской едой. Петр Иванович Харакоз ел и пил с большим аппетитом, жаловался, что страдает язвой желудка и, кроме томатного сока, ничего в рот не берет. Ночью он вставал, ел халву, утром стонал: отсутствует аппетит. Все это совершенно искренне. Мы сочувствовали, ходили с Петром Ивановичем пить томатный сок, пили водку и закусывали шашлыком. На рассвете перед отъездом меня разбудил С. Умурзаков и сказал: «Пошли, угощу тебя чем-то вкусным». Мы оделись и пошли по пустым улицам Пржевальска. Умурзаков привел меня к какому-то логову, толкнул двери, и мы вошли. В темноте горел огонь в очаге. Над ним висел котел, рядом валялись тазы, металлические корыта, у очага возилась женщина, лица не было видно. На полу лежали, сидели люди, грязные и рваные, словно пираты. Вся эта обстановка напоминала пещеру с ведьмами из Макбета. Умурзаков и я вошли и сели на какой-то ящик. Женщина, оказавшаяся пожилой киргизкой, отдала нам пиалы с темной густой жидкостью, вкусом напоминающей пивные дрожжи. Умурзаков сказал: «Пей! Это настоящая буза». Не могу сказать, что она мне очень уж понравилась. Но тем не менее я справился со своей пиалой, почувствовал сытость и легкое опьянение. Умурзаков рассчитался за угощение, и мы поспешили к автобусу. Буза отбила аппетит на всю дорогу Пржевальск – Фрунзе. Мы сидели, как бурдюки, смачно рыгали.
Таласс небольшой городок на севере Киргизии. Ездили мы на консультации и туда. Бродили по окрестностям, рассматривали гробницу какой-то тимуридской княжны, именуемую мавзолеем Манаса. В то время мавзолей был сильно разрушен. В Талассе нас встретили превосходным бешбармаком, пировали на улице. Хозяин пожилой киргиз играл на коммузе и пел отрывки из «Манаса». Вечером мы возвращались в гостиницу. Было прохладно, светила луна, пьяный Лапухов пел хвалу киргизскому гостеприимству. На следующий вечер предстоял новый той. Дело в том, что из Таласса происходили многие наши преподаватели. Разумеется, они угощали коллег: таков обычай. Преподаватель психологии Гершун, Скляр и я решили утром возвращаться во Фрунзе. Остальные, в том числе и П. И. Харакоз, страдавший язвой желудка, остались на пиршестве. Мы летели самолетом. Перед вылетом с удовольствием накачались кумысом. Не могу сказать, чтобы я был в восторге от этого напитка, но все пили, пил и я. В полугрузовом Ил-12 тянулись металлические лавки вдоль фюзеляжа. Было грязно и пахло бензином. За час полета нас вывернуло наизнанку. Тем не менее мы долетели и хорошо сделали. Остальная компания пировала в Талассе. Вот тут-то Нарынбаев и выразил уверенность, что можно покорить любую женщину, в том числе и жену Ганкина. И Михаил Хаймович избил Азиза Исаджановича. В гостиницу возвращались с потерями. Разбушевавшегося декана геофака взялся усмирять героический Лапухов, но получил по глазу. В общем было здорово.
Пожалуй, интересной была поездка в Нарын. Ехали автобусом. Дорога до Рыбачьего была знакома. Зеленые склоны гор, покрытые елями, сменялись серыми голыми скалами. Лапухов говорил: «Что ни говори, а не вижу я в этих камнях ничего красивого». Я не хотел вдаваться в эстетический спор, но мне нравилась эта суровая природа. Потом автобусик остановился перед Долонским перевалом. У дороги оказался родник. Мы напились и умылись. Шофер проверил тормоза. Конечно, я слышал о Долонском перевале, поднявшемся на высоте 3200 метров. Но у подножья гор трудно было судить о сложности его преодоления. И машина тронулась. Ну и дорога оказалась под нами. Она вилась серпантином узкая и бесконечная. Из окна автобуса виднелся край дороги, за которым чудился бездонный обрыв. Дорога ничем не защищалась. Неловкое движение шофера, отказ тормозов – и конец. Автобус с трудом забирался вверх, потом мимо нас и под нами поплыли лоскуты облаков, как на самолете, пробивающем сплошную облачность. На вершине перевала, чуть подальше от дороги лежал снег. Потом начался длинный и опасный спуск.
Город Нарын тогда состоял из одной центральной улицы. Утром мы осмотрелись. По центральной улице ходил милиционер и регулировал движение, но никто никуда не двигался. Оказалось, что в Нарыне происходит какое-то областное совещание и по этому случаю здесь стали регулировать движение. Мы провели консультацию, а вечером пошли на бешбармак. Шествие возглавлял Токтогонов, он и разделывал знаменитую голову барана. Опять пировали до поздней ночи, а потом при свете ярких звезд возвращались в гостиницу, сытые, как откормленные к празднику гуси. Утром Иван Григорьевич и я пошли завтракать в чайхану. Взяли себе по чайнику чая и лепешки, пили, пили, пили и удивлялись, что, на первый взгляд,
