Бой продолжался некоторое время, покуда груда убитых не покрыла землю, навеки освященную геройской смертью последнего византийского императора.
* * *
В первые минуты возбуждения турки косили направо и налево все, что им попадалось под руку. Но по мере того, как приближался рассвет, они убеждались, что в главных улицах не оставалось более сражающихся, но лишь толпа перепуганных людей, по-видимому неспособных думать или действовать, и женщин, вскрикивавших и падавших в обморок при виде турок и их окровавленных ятаганов. Тогда турки перестали убивать и стали забирать людей в плен, чтобы сделать из них рабов, связывая без разбора мужчин, женщин и детей.
Многие из янычар не хотели забирать пленных на улицах, но спешили в храм св. Софии. Большинство верило в старинное предание, распространившееся в лагере, будто в катакомбах церкви был спрятан богатый клад золота, серебра и драгоценных каменьев.
Прибывшие первыми нашли все двери запертыми. Они выломали главный вход. Внутренность великолепного священного здания не произвела никакого впечатления на этих людей, жаждавших крови и алчных к добыче. Они сразу начали грабить церковь, сверкавшую золотыми и серебряными украшениями, и делить между собой пленных, — тысячи мужчин и женщин, надеявшихся найти убежище в доме Господнем, но теперь ставших рабами турок, перед ликами святых икон. Мужчин грубо вязали веревками в присутствии их плачущих жен, матерей и сестер. Женщин просто скручивали их собственными поясами и длинными шарфами. Печальнейшие сцены людского страдания разыгрывались под этим величественным куполом, среди сверкающих мрачных колонн и на прекрасном мозаичном полу великолепного храма.
До появления турок, часть церкви, где находился алтарь, была полна духовенством; многие из духовных лиц служили раннюю обедню. Когда янычары ворвались в главную дверь, священники таинственно исчезли. Впоследствии распространилась легенда, что с приближением янычар стены церковные у алтаря чудесным образом раскрылись, пропустили священника, несшего чашу со св. дарами, и снова сомкнулись за ним. Согласно легенде, тот же священник появится снова из той же стены, чтобы продолжать прерванную службу в тот день, когда православный император снова завоюет Константинополь от турок.
Штурм города начался 29-го мая часов около двух утра. Около 8-ми часов Константинополь был уже в полной власти завоевателей. В более отдаленных улицах, вокруг некоторых церквей и укрепленных домов продолжался бой, но это нисколько не изменяло великого события. Рано утром, 29-го мая турки овладели Константинополем.
На рассвете этого рокового дня для большинства защитников города самой волнующей загадкой был вопрос, как им удастся спасти свою жизнь и свободу.
Эти короткие утренние часы вероятно были полны страшных эпизодов. Но лишь два-три из них занесены в хронику.
Флорентинец Тетарди с некоторыми другими итальянцами сражался часа два после того, как турки вступили в город и, поняв, наконец, истинное положение дел, старался спастись, подвергаясь бесчисленным опасностям, прежде чем добрался до гавани. Достигнув ее, он бросился в волны, как делали многие другие, и к счастью был скоро вытащен на венецианскую лодку.
Капитаны судов в гавани неутомимо заняты были спасением погибающих. Для этой цели они оставались в Золотом Роге несколько часов после взятия города и отплыли лишь в полдень.
Многие беглецы в небольших лодках переправились в Галату. Между ними было трое братьев Браччиарди, командовавших позицией Харзиас.
Кардинал Исидор, с помощью верных слуг, сложил с себя пурпуровые одежды и облекся в платье простого солдата. Затем тело одного латинского волонтера одели в одежды кардинала и оставили его лежащим на улице. Турки скоро набрели на тело, отрезали голову мнимого, кардинала и торжественно понесли ее на копье по улицам. Тем временем Исидор попал в руки других турок; но он показался своему турецкому владельцу столь жалким и бесполезным как раб, что скоро он отпустил его на свободу за небольшой выкуп.
Злополучный претендент на турецкий престол, Орхан-эфенди спустился на берег моря из башни Акрополиса, переодетый греческим монахом. Он бродил там вместе с некоторыми беглыми греками, в ожидании, чтобы его приняли на какой-нибудь христианский корабль. Действительно, прибыл корабль, но он был полон турками, которые немедленно захватили беглецов в плен. Один несчастный грек купил свою свободу, выдав туркам, кто такой этот человек в монашеских одеждах. Орхан-эфенди был тотчас же убит, а голова его послана султану.
Турецкие хроники упоминают, что многие греческие монахи — их было около трехсот, обитатели одного монастыря, убедившись, на чьей стороне Бог и чья вера — правая, изъявили готовность принять ислам; конечно, это был день тяжких испытаний для многих сердец, когда-то полных веры, но ныне пришедших в отчаяние среди развалин империи.
* * *
Около полудня Магомет вступил в город через ворота Полиандриум. Его сопровождали визири, паши, улемы и эскортировала лейб-гвардия, состоявшая из людей, выбранных за их силу и мужественную красоту.
Султан прямо направился к храму св. Софии. Там он спешился. На пороге он остановился и, набрав щепотку земли, посыпал ею свою голову, покрытую чалмою, в знак уничтожения перед Богом, даровавшим ему победу.
Затем он вошел в храм, но у двери остановился на несколько мгновений и молча устремил взор перед собою. Огромные размеры храма, его красота и гармония, по-видимому, оказали ошеломляющее впечатление на его душу, даже в этот час торжества.
Идя далее, он увидал одного турка, разбивавшего топором мозаичный пол. «Для чего ты это делаешь?» — спросил султан. «Ради веры!» — отвечал фанатик. Магомет, в порыве гнева, ударил его и проговорил сердито: «Довольно вы разграбляли город и уводили граждан в рабство! Здания — мои!»
Он направился далее к алтарю, проходя мимо солдат и христиан, обращенных в рабство. Вдруг отворилась дверь в иконостасе и из нее вышло множество священников навстречу султану. На некотором расстоянии от него, они упали на колени и воскликнули: «Аман: смилуйся над нами!»
Магомет взглянул на них с жалостью. Хроникер рассказывает об этом так: «Он подал священникам знак рукою, чтобы они встали, и сказал им: не страшитесь более моего гнева, ни смерти, ни разграбления!» Обратившись затем к своей свите, султан приказал им немедленно послать глашатаев, чтобы запретить дальнейшее разграбление и убийство. Народу, собравшемуся в храме, он сказал: «Теперь пусть все вернутся по домам!»
