Как потом выяснилось, в батальоне вовремя заметили воздушную опасность. Танки отошли с опушки в глубь леса, противник их не обнаружил. Но мне в чистом поле досталось крепко. Под бомбежку я попадал не впервые. Знал, что главное в такой ситуации — держать себя в руках, следить за бомбардировщиками в открытый верхний люк. А тут еще и Орешкин с крыла комментирует:
— Самолеты стали в круг, первый идет в пике.
Да, «юнкерс» пикирует на мою машину, черные мячики бомб отрываются от фюзеляжа. Медлить нельзя. Резко бросаю танк в сторону, бомбы рвутся далеко, поле заволакивает дымом и пылью. Кричу Орешкину:
— Слезай, зацепит!
Он послушался, укрылся под кривой березой.
А я опять стою, слежу из люка за вторым пикировщиком. Вот он отваливает из круга, по которому ходит с десяток «юнкерсов», устремляется вниз, на танк. И опять все повторяется: черные мячики бомб, рывок машины в сторону, грохот разрывов. Так они гоняли меня по полю до седьмого пота, крупные осколки били по броне. Эта их охота за мной продолжалась минут 15–20, пока летчики не потеряли танк в тучах пыли, поднятой взрывами. А может, им просто надоело швырять бомбы впустую.
«Юнкерсы» ушли на запад, в сторону леса. Все, кроме одного. Этот уже не пикировал. Он низко ходил кругами над полем, рев его мотора оглушал. Громко, но не страшно. Высунулся я из люка: чего он мечется? Гляжу, он прямо «бреет» землю, а летчик из кабины грозит мне кулаком. Ну и меня забрало — сделал ему рукою озорной солдатский жест: на-кась выкуси!.. С тем гитлеровец и улетел восвояси.
Подошли экипаж, десантники, лейтенант Орешкин. Воробьев, улыбаясь, говорит:
— Зря ты старался. Не понял тебя фриц.
А я полагаю, понял. Потому, что жест международный и перевода с русского языка на немецкий не требует.
Все поле изрыто воронками. Взрывной волной сорвало с танка правое крыло и дубовые бревна. В тот же день я приварил вместо крыла половину разрезанной вдоль железной бочки.
В первых числах августа 107-я танковая бригада дралась уже на подступах к Варшаве, у ее предместья Праги, что на восточном берегу Вислы. Бои были ожесточенные, но потерь бригада не понесла. Во-первых, потому, что мы занимали оборону на очень выгодной, открытой к северу, в сторону контратакующего противника, местности, а во-вторых, и главное, потому, что основной контрудар фашистские танковые дивизии нанесли по нашему соседу — 3-му танковому корпусу 2-й гвардейской танковой армии. Этот корпус вынужден был отойти, оказался в полуокружении, и нас бросили к нему на выручку.
Гитлеровское командование собрало для контрудара весь цвет своих танковых войск, в том числе дивизии «Герман Геринг», «Викинг», «Мертвая голова». Не помню точно, с какой из них довелось нам иметь тогда дело, но знаю, что это была эсэсовская дивизия. Ее танковые части были зажаты 107-й танковой бригадой и двумя тяжелыми танковыми полками в мешок, загнаны в болото и там расстреляны. Когда бой кончился, мы насчитали в этом болоте более 20 тяжелых и средних немецких танков. Часть из них была подбита, часть брошена экипажами в исправности.
Под Варшавой мы перешли к обороне. Окопали, замаскировали танки. Начались бои местного значения. Однажды утром над расположением батальона появился двухфюзеляжный фашистский самолет-разведчик. Солдаты называли его «рамой». Ходил он над нами низко, нахально, ну и доходился. Появился наш истребитель, дал несколько очередей. «Рама» задымила, пошла на посадку, плюхнулась на нейтралке, ближе к нашим позициям. Начальник связи батальона старший лейтенант Першип и еще один радист бросились к самолету с автоматами. Экипаж разведчика попытался оказать сопротивление, но был в бою уничтожен. Першин и радист взяли в плен только одного гитлеровского офицера. Фашистские кавалеристы хотели выручить экипаж самолета, выскочили из ближнего леска, но мы осадили их пулеметным огнем.
Недолго простояли мы в обороне, нас сменили стрелковые части. Бригада тут же двинулась на юг. Мы вышли к Висле километрах в 70–80 юго-западнее Варшавы. На западном берегу реки 8-я гвардейская армия вела бой за удержание и расширение плацдарма, который впоследствии вошел в историю под названием магнушевского плацдарма (там стоит городок Магнушев).
Около четырех часов пополудни 3-й батальон остановился на опушке леса, с которой видна была Висла. Ее пересекал понтонный мост, построенный саперами Войска Польского. Первым двинулся к мосту взвод старшего лейтенанта Бенке, за ним — взвод лейтенанта Погорелова. Шли мы рассредоточившись, машина от машины — метров сто. Внимательно наблюдали за воздухом. Такая предосторожность себя оправдала. Когда танк Бенке (механиком-водителем у него был Козлов) въехал на мост, налетели фашистские бомбардировщики. С обоих берегов реки по ним ударили зенитные батареи, один самолет сбили. Но другие «юнкерсы», прорываясь сквозь огневой заслон, настойчиво бомбили переправу, позиции зенитчиков, дорогу, по которой двигались танки нашей роты.
Я видел два прямых попадания в мост. Его сорвало, понесло вниз по течению вместе с танком старшего лейтенанта Бенке. Висла здесь широкая, ближе к середине реки есть песчаные отмели. К одной такой отмели и приткнулся сорванный мост. Что там произошло дальше, мы узнали на другое утро, а сейчас мне опять пришлось гонять танк по полю, увертываясь от фашистских бомбардировщиков. В такое же положение попали еще четыре машины, подходившие к мосту. Потерь мы не понесли. Даже недавно прибывшие к нам молодые механики-водители Ншан Дарбинян и Владимир Пермяков показали себя молодцами. Вели танки уверенно, хорошо маневрировали. А главные силы батальона майор Кульбякин отвел в глубь леса.
Во время этой бомбежки произошел случай несколько анекдотического характера. Выскочив из танка, башнер Иван Воробьев кинулся в сторону от дороги. Увидел большую старую воронку от бомбы, прыгнул в нее и… сел прямо на спину немецкого радиста. После бомбежки Воробьев приволок пленного и его радиостанцию к комбату. При допросе выяснилось, что именно этот радист, заброшенный из-за Вислы в наш тыл, наводил на цель фашистскую авиацию.
В лесу батальон простоял до рассвета. Саперы пригнали по Висле железную баржу. Ее буксировали за тросы две моторные лодки. От саперов мы узнали, что танк старшего лейтенанта Бенке благополучно переночевал на песчаной отмели и уже перевезен на плацдарм.
Первыми на баржу для переправы въехали две машины — наша и младшего лейтенанта Васильева (механиком-водителем у него был Пермяков). Натянулись тросы, моторные лодки потащили баржу через Вислу. Шли медленно, моторки с трудом преодолевали течение. Мы были уже на середине реки, когда появились три «юнкерса».