…Я вернулся с вечера; сейчас половина третьего утра. Если это будет часто повторяться, я только ещё сильнее стану жалеть о жизни в Смалькове, для которой я, в сущности, как будто и создан. В этом смысле я никогда не испытывал разлада с самим собой, ибо, хотя и считал этикет вещью необходимой для многих случаев, всегда хотел, чтобы он существовал, но за пределами моей жизни. Даже в самом разгаре моих аристократических увлечений я всегда желал для самого себя простой деревенской жизни…»
Здесь не просто слова. Страстный охотник, А. К. Толстой всегда стремился в деревню, на лоно природы. Только при редких наездах в Красный Рог он дышал полной грудью, ощущая цельность жизни, казалось бы, утраченную им в Петербурге. Поэт постоянно тосковал по своему детству в глуши Черниговской губернии. Он писал Софи при очередном приезде в Пустыньку:
«Сейчас только вернулся из лесу, где искал и нашёл много грибов. Мы раз как-то говорили о влиянии запахов и до какой степени они могут напомнить и восстановить то, что забыто уже много лет. Мне кажется, что лесные запахи обладают всего больше этим свойством. А впрочем, может быть, мне это так кажется, потому что я провёл всё детство в лесах. Свежий запах грибов возбуждает во мне целый ряд воспоминаний. Вот сейчас, нюхая рыжик, я увидел перед собой, как в молнии, всё моё детство во всех подробностях до семилетнего возраста». У своей избранницы Толстой и здесь находил полное понимание.
Софья Андреевна стала музой своего избранника. Писательница Елена Хвощинская — свидетельница их бурного романа — вспоминала: «Когда читаешь лирическую поэзию графа Толстого, она (Софья Андреевна. — В. Н.) живая встаёт в ваших глазах в многих его стихотворениях…»[27] Однако любовь поэта безоблачной не бывает. Порой Алексей Константинович мучительно ревновал Софью Андреевну к её прошлому; бывали минуты, когда ему казалось, что
Случайно сошлись мы в мирской суете,
Мы в ней разойдёмся случайно.
(«С ружьём за плечами, один при луне…». 1851)
Но настроения эти были скоропреходящи, чему можно найти поэтические свидетельства:
Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!
Жизнью твоею я жил и слезами твоими я плакал;
Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие годы,
Всё перечувствовал вместе с тобой, и печаль и надежды,
Многое больно мне было, во многом тебя упрекнул я;
Но позабыть не хочу ни ошибок твоих, ни страданий;
Дороги мне твои слёзы и дорого каждое слово!
Бедное вижу в тебе я дитя, без отца, без опоры;
Рано познала ты горе, обман и людское злословье,
Рано под тяжестью бед твои преломилися силы!
Бедное ты деревцо, поникшее долу головкой!
Ты прислонися ко мне, деревцо, к зелёному вязу:
Ты прислонися ко мне, я стою надёжно и прочно!
(«Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!..». 1851)
В 1850-е годы А. К. Толстой прежде всего — лирический поэт. Его поэзия подобно дневнику рассказывает о взаимоотношениях с Софьей Андреевной Миллер. По этому дневнику можно проследить за всеми перипетиями любви поэта — от первых дней мучительной неуверенности до осознания того, что наконец-то его жизнь вошла в единственно предначертанное свыше русло.
Минула страсть, и пыл её тревожный
Уже не мучит сердца моего.
Но разлюбить тебя мне невозможно,
Всё, что не ты — так суетно и ложно,
Всё, что не ты — уныло и мертво.
(«Минула страсть, и пыл её тревожный…». 1858)
В русской литературе есть некий таинственный классик. Его полное собрание сочинений (с обязательным приложением портрета) постоянно переиздаётся, биография досконально изучена; ему посвящены солидные литературоведческие труды. Известен и адрес в Санкт-Петербурге: Казанская, 28 (в советское время — Плеханова), в здании Пробирной палатки горного департамента Министерства финансов (ныне здесь Инспекция пробирного надзора Министерства финансов РФ). Знаменитый литератор занимал в этом доме казённую квартиру из восемнадцати комнат, поскольку являлся директором указанного государственного учреждения. Казанская улица берёт своё начало от Казанского собора на Невском проспекте. Следовательно, речь идёт о самом центре столицы империи. На доме давно пора бы установить мемориальную доску. Очевидно, сдерживает лишь то, что этого литератора никогда не существовало. Многие наверняка уже догадались, что речь идёт о Козьме Петровиче Пруткове.
Впервые это имя прозвучало в печати в 1854 году. Но и ранее, как следует из прилагаемой к полному собранию сочинений биографии, Козьма Прутков много писал «в стол», не мечтая о литературной славе. Выпустить в свет свои сочинения его побудило случайное знакомство с четырьмя молодыми людьми: Алексеем Толстым и его двоюродными братьями — Владимиром, Александром и Алексеем Жемчужниковыми. Обстоятельства их сближения чрезвычайно интересны и требуют подробного рассказа.
В 1850 году Козьма Петрович Прутков взял продолжительный отпуск с намерением поехать за границу (конечно, прежде всего, в Париж). После некоторого раздумья он решил в целях экономии подыскать себе спутника, владеющего иностранными языками. Соответствующее объявление было помещено в «Северной пчеле». В ту же ночь, часу в четвёртом, он был разбужен камердинером, доложившим, что какие-то молодые люди (двое из них — в придворных мундирах) требуют генерала. Пришлось подняться с постели и в халате и ночном колпаке выйти в прихожую, где Козьму Петровича действительно ждали незнакомцы: рослый богатырь в расшитом золотом мундире представился графом Толстым, остальные — Жемчужниковыми. Один из них осведомился, не объявление ли почтенного хозяина дома он прочитал сегодня в газете. Козьма Прутков подтвердил, что именно его. В ответ молодой человек заявил, что они специально приехали, дабы сказать, что никто из них в данный момент ехать за границу не может. После таких слов посетители вежливо откланялись и вышли.
Понятно, что Козьме Петровичу было уже не до сна. Утром он припомнил, что граф Толстой — ближайший друг наследника престола, а братья Жемчужниковы — сыновья сенатора и тайного советника. Впрочем, тем же вечером все четверо явились к нему с извинениями за свою проделку. Просто накануне вечером они были на придворном балу и никак не могли расстаться, пока Александр Жемчужников не вспомнил об объявлении в «Северной пчеле», которое случайно попалось ему на глаза. Козьма Петрович пригласил молодых людей в гостиную и за чаем прочёл им несколько своих стихотворений. Они были восторженно приняты. Молодые люди единодушно стали уверять Козьму Петровича, что такой талант просто преступно зарывать в землю.
