Б: Как ты понимаешь, я на эту тему очень долго размышлял тогда, десять лет назад. Правда последние лет восемь я об этом уже не думаю.
Т: Тем лучше, с такого солидного временного расстояния твои мысли будут еще более взвешенными, чем непосредственно после разрыва.
Б: Прежде чем я отвечу на твои вопросы, я хочу сказать следующее. Предыдущий, начальный период развития «Крематория» – по закону диалектики – являлся периодом накопления количества, которое должно было перейти в новое качество. С выпуском «Комы» или чуть раньше и произошел этот качественный скачок. Ведь одним из основных направлений моей деятельности являлась работа, проводимая для официального признания полного названия группы, уход от этого «Крема…» с тремя точечками. Вначале упоминание полного названия «Крематорий» стало возможным на афишах…
Т: Я помню опубликованное в газете письмо какого-то пенсионера, возмущенного такой свободно висящей на улице афишей.
Б: …Потом полное название группы стало изредка мелькать в наиболее смелых средствах массовой информации. К тому моменту, о котором мы говорим, название уже преодолело ханжескую недоговоренность и почти всеми стало употребляться полностью. В частности в журнале «Аврора» группа проходила уже как «Крематорий». И это тоже являлось косвенным свидетельством того самого качественного скачка. Таким образом, у группы сложились все предпосылки к мощному рывку вперед. Для успешности такого рывка нужно было решить лишь две проблемы: во-первых, повысить профессиональный уровень, который до того был крайне низким, и, во-вторых, серьезно заниматься обширной концертной деятельностью для дальнейшей популяризации команды. Ну и конечно, время от времени необходимо было выпускать новые хорошие альбомы…
Т: Ты не ответил на прямо поставленный мной вопрос. Что произошло в «Крематории»?
Б: Как конкретно разрыв произошел, я рассказывать не собираюсь. Как все произошло – не имеет принципиального значения. А почему это произошло, я расскажу. Более того, я считаю, что этот разрыв был предопределен.
Т: Но ты же говорил, что между тобой и Григоряном не было ни ссор, ни споров?
Б: Да, я еще раз подчеркиваю, что мы не ссорились, по крайней мере я этого не помню. А разрыв был предопределен, как любой разрыв, когда появляется нечто, что уже можно делить. До этого делить было просто нечего, и вдруг у «Крематория» появились некие перспективы, которые вскоре должны были материализоваться во вполне осязаемые блага. Неминуемо должен был встать вопрос, кому достанется большая доля или вообще «вся доля». Можно выразиться и по-другому: двум медведям в одной берлоге не ужиться!
Т: Я правильно понимаю: Григорян ни с кем не захотел делить грядущий крематорский урожай, в том числе и со своим постоянным союзником в твоем лице? Он нашел предлог и уволил тебя из группы.
Б: Я категорически протестую против формулировки «был уволен». Я ушел. Меня никто не нанимал на работу.
Т: А почему ты ушел?
Б: Вот это – совсем другой вопрос. До того момента, когда произошел этот разрыв, я даже не подозревал, что ситуация уже зашла так далеко, что пора уже делить то, что можно определить как лидерство, влияние или славу. А ушел я по причине того, что разрыв этот произошел в такой подлой форме, что ни один нормальный человек после этого не подает руки и просто прерывает отношения.
Т: Я все время хочу конкретизировать твои обтекаемые ответы. Значит ли сказанное тобой, что Григорян преступил некие моральные критерии, что было абсолютно несовместимо с твоими этическими принципами?
Б: Естественно, да. Я ушел не потому, что поспорил с ним: как мы будем делить власть в группе или деньги от концертов. Ничего подобного не было вообще. Просто Григорян меня оскорбил, причем сделал это публично.
Т: Но вы же могли помириться. В конце концов, он мог просто извиниться перед тобой, и инцидент был бы исчерпан. Ведь вы были не только соратниками, но и друзьями – вместе проводили свободное время. Наконец, вы вместе «выдавили» из группы Виктора Троегубова.
Б: Тем больший шок я испытал. Именно потому, что мы были друзьями и соратниками. Я не ожидал этого удара. Это сейчас мы стали взрослыми и мудрыми, сейчас говорим: «боже, избавь меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь». Так вот, Григоряна я всегда считал своим другом, и не ожидал подобного с его стороны. Это стало просто ударом в спину. Долгое время я находился просто в состоянии шока. Если на улице ко мне подходит шпана и говорит что-то, я могу адекватно реагировать и постоять за себя. А когда удар в спину наносит друг, просто теряешься. Вот и все. Я подозревал, что рано или поздно какие-то противоречия могут возникнуть. Но я никогда не мог даже представить, что все произойдет в такой гнусной форме.
Т: Неужели такой вроде бы прагматичный человек, как ты, мог быть столь неисправимым идеалистом?..
Б: Всегда таким был!
Т: …А Григорян оказался совсем не похожим на идеалистичную фигуру этакого «неприспособленного» героя своих песен, наоборот постоянно тянул одеяло на себя и использовал всех окружающих, в том числе и тебя? Как ты думаешь, он оскорбил тебя намеренно или случайно?
Б: Я уверен, что он делал все целенаправленно. Что это не сорвалось у него с языка сгоряча. Я уверен, что эта акция планировалась. Именно поэтому я и говорил, что абсолютно не имеет значения – как все произошло. Не окажись формального повода в тот раз, он бы нашел другой удобный случай. А потом я же видел, как он в группе, грубо говоря, «шел по трупам», начиная с ситуации с тобой и кончая еще кем-то. Видимо, только такие люди и побеждают в этой жизни, и в рок-музыке в частности. Мне было еще мало лет, не было мудрости, и я не подготовил себя к той ситуации заранее.
Т: Дима, может быть, подобные ситуации возникали из-за того, что рок-музыка была не карьерной, а святой частью нашей души, и мы не были готовы к предательству именно на этом пути?
Б: Естественно. Ведь между нами не было в тот момент никаких серьезных коммерческих отношений. Конечно, были уже деньги, и мы их как-то делили. Может быть, нам с Григоряном доставалось больше, чем остальным. Но это были не те деньги, из-за которых можно было устраивать разборки…
Т: Когда случилась вся эта история, из группы «вывалился» не только ты. Ушел твой брат Сева, директор крематорского фан-клуба, ушли Пушкин и Лагутин, ушел даже звукорежиссер (он же компьютерщик) Кондратий.
