Выходивший после войны в ФРГ журнал «Штерн» о тех днях писал: «Джугашвили перевезли из главной резиденции гестапо на Принц-Альбертштрассе в роскошный отель «Адлон»… Геббельс понадеялся, что ему удастся трансформировать этого русского в антисоветского пропагандиста. Но Яков, убежденный коммунист, стоял на своем. И тогда его из геббельсовского гостя в дорогом отеле снова превратили в обычного военнопленного. Он был ценным заложником, но весьма неудобным, он повсюду, где только мог, убеждал своих товарищей, что Германия неизбежно проиграет войну и большевизм победит».
У гестаповских палачей все еще теплилась надежда на то, что им все-таки удастся сломить сына Сталина. В декабре 1941 года Якова Джугашвили перевели в офицерский лагерь «Офлаг XIII-Д». Он находился на баварской земле, в Хаммельбурге. Разные там оказались узники. Не все стали борцами. Но большинство было предано Отчизне до последнего дыхания. Они создавали организации Сопротивления, поддерживали друг друга. Были заключенные, пытавшиеся бежать из лагерей, хотя знали, что за побег гитлеровцы карают расстрелом.
В Хаммельбурге томились военнопленные из ряда стран — Советского Союза, Югославии, Франции. В концлагере гестаповцы изощренными пытками пытались устрашить иных заключенных и сделать их своими тайными агентами. Того, кто не соглашался стать предателем, уничтожали. В Хаммельбурге не было крематория, узников-антифашистов увозили для казни в другие лагеря — Бухенвальд, Маутхаузен, Заксенхаузен, но чаще всего в Дахау. Там пленных, привезенных из Хаммельбурга и отказавшихся сотрудничать с нацистами, раздевали догола. Особый отряд СС расстреливал их. Трупы с места расправы отправляли в крематорий.
Бывший унтер-офицер 828-го пехотного полка Зекл, служивший в лагерной охране, дал такое показание: «Яков Сталин (так в тексте, опубликованном в чехословацком журнале «Жизнь» в 1968 году. — Я. С.) был заключен в одиночку барака № 6. Там он не смел ни читать, ни писать. В семь часов утра я подавал ему кофе, затем на полчаса выводил во двор, огражденный колючей проволокой. И после ужина он имел право на короткую прогулку. На ночь его камера закрывалась тяжелыми железными решетками и на две двери, которые закрывались на два замка».
Начались новые допросы. Гестаповцы все делали, чтобы «повлиять» на Якова Джугашвили. Но он был по-прежнему непреклонен и верен намеченной линии поведения. Как подлинный советский патриот он преодолевал страх и держался с достоинством.
Политрука П. П. Кашкарова первый день войны застал на западной границе — он был начальником штаба одной из частей, оборонявших Брестскую крепость. Когда оставшихся в живых защитников крепости взяли в плен, немцы отобрали офицеров и отправили их в концлагерь Хаммельбург.
Там П.П. Кашкаров стал другом генерала Д. М. Карбышева. До войны Карбышев был генерал-лейтенантом инженерных войск, профессором, доктором военных наук, преподавателем Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Петр Павлович Кашкаров вспоминал: «Когда в 1942 году пришел эшелон из концлагеря Замостье, я заметил среди привезенных узников генерала Дмитрия Михайловича Карбышева, с которым был прежде знаком. Он был прекрасным специалистом, автором известного до войны «Справочника по военно-инженерному делу».
Несколько дней спустя после прибытия Карбышева я его спросил:
— Товарищи интересуются, можно ли доверять Якову Джугашвили?
Карбышев ответил:
— К Якову Джугашвили следует относиться как к непоколебимому советскому патриоту. Это очень честный и скромный товарищ. Он немногословен и осторожен, потому что за ним постоянно следят. Он опасается подвести тех, кто с ним будет общаться.
Я догадался, что Карбышев и другие руководители подполья тайно поддерживают контакт с Джугашвили. Затем я сам с ним познакомился и убедился, что это настоящий советский человек. К его характеристике, данной Карбышевым, хочу добавить, что Яков Джугашвили был исключительно отзывчивым; страдая от недоедания, он часто делился хлебом с больным и ослабевшим товарищем.
Он и Карбышев еще оставались в Хаммельбурге, когда меня и часть узников отправили в Нюрнберг. Через некоторое время туда же доставили Карбышева. Когда я спросил его о Джугашвили, он сказал:
— Якова Иосифовича увезли из концлагеря неизвестно куда. Гитлеровцы на него злы невероятно».
В Москве живет бывший узник Хаммельбурга Александр Константинович Ужинский. Он рассказывает:
«Я уже находился в концлагере Хаммельбург, когда туда доставили Якова Джугашвили. Я знал его в лицо, потому что до войны, обучаясь в Москве в Военно-инженерной академии, иногда ходил на занятия по физкультуре в спортивный зал Академии имени Дзержинского и встречал там Джугашвили. С той поры он сильно изменился: лицо исхудало, почернело, взгляд глубоко запавших глаз стал тяжел и мрачен. Он был одет в потрепанную шинель и рваную гимнастерку. На голове — советская армейская пилотка. На ногах — башмаки с деревянными подошвами.
Я видел, как к нему подошел один из лагерных охранников. Держа в руках банку с краской и кисть, он начертил на груди Джугашвили буквы «SU». Такие метки всем нам ставили на груди и на спине. А Якову Джугашвили — и на груди, и на спине, и на брюках, и на рукавах, на плечах и даже на пилотке.
Пока охранник мазал кистью, Джугашвили обернулся к стоявшим рядом военнопленным и громко крикнул:
— Пусть малюют! Советский Союз — эта надпись делает мне честь. Я горжусь этим!
Его слова произвели большое впечатление. Мужественное поведение Якова Иосифовича мы, конечно, горячо одобряли. А сохранить бодрость духа тогда было непросто. Каждый день из наших бараков уносили трупы товарищей, умерших от истощения и болезней. И каждое утро эсэсовцы, построив нас на плацу, вырывали из рядов свои очередные жертвы, которые под дулами автоматов уводили из лагеря. Мы знали, что этих товарищей никогда больше не увидим.
К Якову Иосифовичу приставили одного пленного, который стал изменником Родины. Этот субъект следил за Джугашвили и приставал к нему с антисоветскими разговорами. Однажды Яков Иосифович вспылил, схватил табуретку и пригрозил провокатору:
— Если ты, сволочь, еще раз оскорбишь Родину — размозжу голову!
В те дни узники под руководством попавшего в Хаммельбург советского генерал-майора Тхора готовили массовый побег: наметили места для разрыва колючей проволоки, составили карту окрестностей и стали мастерить самодельные компасы. В это время я довольно близко сошелся с Яковом Иосифовичем. За ним неотступно следили, шансов на побег у него практически не было, но он знал о наших планах и обратился ко мне с просьбой:
