«вы́деланного» экстаза вплоть до хлыстовских верчений. Все это пошлó от гордыни, от отказа от простоты. Преп. Серафим по часовнику, каноннику да псалтыри – дошел до ангельства, не торопился со
своими словами. А особенно нам, одичавшим вне церкви, не под силу свои слова. Пусть они будут, без них нельзя, но на
втором месте. Детям для ходьбы дают Gängel-wagen – рамку-тележку, чтобы научиться шагать. Вот такой Gängel-wagen высокой пробы дан нам в церковных молитвах.
Не бойтесь начать механически. Читайте, соблазняйтесь, критикуйте. Но не торопитесь бросать. Начните с того, чтó в церкви слышите, с чтения литургии, всенощной, часов, псалтири. Например, по Часослову 128: «Иже на всякое время и на всякий час…» 129 Или заключительная молитва 6-го часа: «Боже и Господи сил и всея твари Содетелю…» Какой ритм, какое величие и бесстрастие, «безэкстатический» восторг, без чувственности!..
«Есть речи – значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно…» 130
Как без Пушкина, Лермонтова жить скучно, так и без часослова и канонника. А возьмите акафисты – Божией Матери (древнейший – Георгия Писиды VII века!) 131 или Иисусу Сладчайшему – афонский 132. Унесут Вас на крыльях и убаюкают в небесном, в бесстрастном, успокоят и усладят. Но нельзя от молитвы требовать всегда сладости и восхищения. Мы плотяны, сóнны и грешны. Мы недостойны молитвы всегда небесной. Мы должны еще вылезать из нашей ямы, из канавы Мити Карамазова 133. А потому молитву надо начинать труднически, с насилием над собой, не боясь механики на первых шагах. Потом несмазанная телега разойдется. Отцы именно настаивают на этом насилии над собой в молитве. И эти регулярные упражнения приучат к молитве и облегчат более частые восхождения ввысь. И повторяю – по готовой лесенке церковных молитв, а не своих убогих и будничных слов. А поэтому надо молитвы заучить и творить их везде, когда в душе есть досуг: в дороге, в метро, в вокзале, в ванне, особенно когда надо чего-нибудь ждать, томительно «терять время». Молитвам нет конца, и никогда их не перечитаешь. И никакой «скуки» быть не может. Молитва – это будничная гигиена, это – мытье лица души, ее причесывание. Посмотрите, как латинские попы себя дисциплинируют. Бревиарий 134 всегда в кармане, и он всегда может начать свою horam canonicam *. Это не из лицемерия, а ради дисциплины, упражнения. Почему Рубинштейн 135 в вагоне может перебирать немые клавиши, а кюре нет?
Итак, попробуйте с этого самого нормально-методического конца. Конечно, люди различны и психика капризна, пути поэтому неодинаковы. Но все-таки надо знать метóду. Германия в науке и в дисциплине национальной вся стоит на метóде. «Без снасти и вши не убьешь», грубо говорит русский народ. Без методы, анархически ничему не выучишься и в духовной жизни. Нужна работа, труд, но нужно и знание, выучка. Странник-то ведь все ходил, искал научения, что значит «непрестанно молитеся» и как это сделать?
Словом, не своими силами и не своими выдумками, а только в церкви и через ее средства и пути можно уйти далеко: «утаил от премудрых и разумных и открыл младенцам» (Мф.) 136.
В церкви не боятся и прозы и скуки будней, знают, что пройдет и вот-вот сейчас же падет росинка с неба, которая скрасит все утро, а другая вечер и ночь и т.д. – вся жизнь украсится этими жемчужными нитями. Не думайте, что надо сотворить из себя молитву, надо ее взять готовую в церкви, щедро предлагаемую, как хлеб в лавке: нá, бери и насыщайся.
Светские всё думают о творчестве, о «героическом» пути, а церковь дает силы всем «малым сим» – не героям, но их питает и дает им силы более героические, чем героям по профессии.
У апостола Павла наряду с «непрестанно молитеся» сказано тут же: «присно радуйтеся» 137. Всегда радоваться – это еще труднее. Но это – прямое следствие молитвы. Если она непрестанна – непрестанна и радость.
Как только радость потеряна, через молитву ее найдешь.
Ну, вот наговорил до устали. Завтра воскресенье, а с февраля я всенощной не слыхал и обедни. Надо внутренно постараться вспомнить то и другое. Но этого мало. Нужна всенощная и обедня – физически, как чай и обед.
Не дивитесь моей сухости и доктринерству. Бог, Христос, Богородица, молитва – все это – реальное, как наше тело, пища, одежда. И нéчего особенно жеманиться – об этом не говорить, якобы из-за «несказанности». Посмотрите, простые верующие люди говорят об этом за едой, за чаем вперемежку с «делами», куплей и продажей. И это естественно. А интеллигентские «несказáнности» часто «кокетство» или словесность.
–
Вылечиваюсь понемножку. Большая забота по приезде найти квартиру и переехать. Ни о каких поездках больше нельзя думать.
Целую – А. Карташев
1/14 авг. 1930.
Полагаю, что Вы дома уже.
Дорогой, милый Антон Владимирович,
Всей семьей приветствуем Вас в день Ангела – Антония Римлянина (упо-мнил!), с сердечнейшими пожеланиями Вам полного восстановления здоровья, душевной крепости и благоденственного и мирного жития. По силе-слабости своей молюсь за Вас и за близких Вам, аз неумелый, несчастный «приготовишка» в великом делании – молитве.
Ваше вдохновенное письмо-послание о молитве обрадовало меня – не высказать. Читал и перечитывал его – и себе, и Н.К. Кульману с Натальей Ивановной, и – Бальмонту 138. Всех растрогало и умилило, и – радостно осияло оно. Бальмонт даже захотел молиться, – а вчера заявил, – «как это верно, что надо, действительно, всегда молитву думать, не стыдясь, ибо все это – реальность». Удивительные есть места в письме. В целофан его надо обрамить и держать на глазах, на столе. Ивик удивительно чисто молится! Выучил я ряд молитв, – особенно мне чудесным кажется – «Иже на всякое время…» И насколько Пушкинское «Владыка дней моих» – слабее (и как бы парфюмеристо!) в сравнении с Ефремом Сириным – «Господи и Владыка»! Вдохновенное слово сказали – в душу мою (и не одну мою!). Спасибо, дорогой. Поцелуйте за нас Павлу Полиевктовну.
Погода – дожди и (после) холод. Осень непогожая. Удивительно! Помаленьку пишу, надо больше. Все еще не кончил «Богомолье». Бо-юсь. Должен кончить в августе. А печатать – где будешь! Получил ряд писем за «Царский золотой»! Уди‐ви‐тельное одно! Проф. И.А. Ильин прислал вдохновенное 139. Это – укрепляет. Жить – живем. Ивик очень почернел, окреп, несмотря на погоду: все под небом.
