Истерика подходит к концу. Нефедов начинает рассказывать. Да. Как будто существует что-то вроде заговора. Они (заговорщики) ориентируются на генерала Алексеева. Цель — свергнуть большевиков. Руководство как будто из Москвы. По слухам, организация контактируется с Савинковым. Вот у Савинкова, говорят, целое подполье. Принцип построения организации — «пятерки». Каждая «пятерка» для конспирации связана еще только с двумя. Сам Савинков будто в Москве. Он побрился, носит красные гетры и костюм защитного цвета…
Что касается участников заговора, то тут Нефедов вопреки обещаниям несловоохотлив.
— Я вам все начистоту выложил, — заявляет он.
Вера Петровна усмехается:
— Все это нам известно и без вас, — нарочито подчеркивает она. — Самое главное — кто в заговоре? Говорите, и поскорее. От этого зависит оценка вашего поведения на следствии и вашей искренности.
Но Нефедов позирует: выдавать коллег он, видите ли, не станет, а только будет добросовестно подтверждать, если у него спросят о том или другом участнике, заговора. Он убежден, что это не встретит возражения у следователя. Ведь следователь понимает, что иначе офицер не может поступать. Это «неэтично», «неблагородно».
Но игра в благородство очень скоро кончается. Нефедов называет состав не только своей «пятерки», но и еще двух участников смежных «пятерок». Постепенно Нефедов раскрывает имена всех известных ему участников заговора.
Нефедов рисуется. На вопрос Олькеницкого он заявляет, что никаких претензий и неудовольствий по поводу своего пребывания под стражей не испытывает; что только теперь он убедился воочию, что разговоры о том, что в чека будто бы «как в ступе толкут» и «шкуры сдирают», — выдумки и враки. На самом деле обращение самое вежливое, внимательное, корректное. Нефедов даже на пищу не в претензии: хотя не очень вкусно, но зато всегда имеется.
Как дворянин и, стало быть, человек интеллигентный, он вовсе не противник Советской власти. Только поначалу как следует не разобрался, и то потому, что всякие поповичи да купчишки, вроде Сергея Сердобольского, с толку сбивали.
Сергей Сердобольский! О нем Нефедов спокойно говорить не может. Сердобольский, в его изображении, и любитель пьяных оргий, и стяжатель, и денег у него куча (золотых, разумеется). Вот кем бы заинтересовалась губчека.
А сам Нефедов, если к нему с душой, с доверием отнестись и дать возможность быть на свободе, он уж постарается: все разузнает, все сообщит. Ведь он тоже из-за куска хлеба служил, в преследовании рабочих и крестьян участия не принимал.
— Я готов вам помочь, только сжальтесь надо мной, и я исполню все, что прикажете.
Жалкий, беспомощный Нефедов готов ползать на коленях. Подобострастие Нефедова не вызывает доверия. Такие могут и подвести и себе в угоду погубить невинных.
Вера Петровна считает, что офицерская бравада, вера в безнаказанность, водка, разврат, карты — все это разрушило изнутри строго задуманную конспирацию. Заговорщики были излишне откровенны между собой. Они теперь вынуждены выкладывать все, что знают…
Вслед за Нефедовым признается младший Сердобольский, Дмитрий. Он тоже участник заговора, но менее активный, чем брат и Нефедов, поэтому менее информирован.
За Нефедовым и Сердобольским признаются еще некоторые офицеры. Одна «пятерка» тянет за собой другую.
Количество арестованных растет. Рассаживают их в комнатах окружного суда под охраной рабочих-большевиков порохового завода. Держать офицеров в городской тюрьме небезопасно: там некоторые надзиратели сочувствуют заговорщикам.
Следствие продолжается. Другие офицеры тоже заговорили…
— Как скорпионы в банке друг друга поедают, — говорит Вера Петровна.
Но при этом каждый старается выгородить себя. Кое-кто рисуется. Послушать их: они — сами «революционеры», и с каких пор!
Нефедов совсем разошелся. Ему, вероятно, захотелось вызвать сенсацию. На очередном допросе он заявил:
— Хочу полностью разоружиться. — Нефедов с опаской оглядывается по сторонам и конфиденциально шепчет: — Да, могу сообщить, но только под строгим секретом, имя самого главного руководителя губернской организации. Это генерал Попов, начальник штаба.
С кем блокируется организация? И об этом можно рассказать. Она связана с «Союзом защиты родины и свободы».
Нефедов объясняет, почему он решил все открыть: очень просто. Потому, что к нему подошли с душой, с сочувствием, нашли дорогу к его сердцу.
«Подхалимничает», — думает о нем Вера Петровна.
Все показания Нефедова подлежат проверке. Она приступает к перекрестным очным ставкам. И они не только подтверждают показания Нефедова, но проливают свет и на новые, неизвестные до сих пор обстоятельства.
Оставалось узнать место расположения склада с оружием, предназначенным для восстания.
…За день, полный напряженного труда и забот, Вера Петровна смертельно устала, изнемогла так, что голова клонилась вниз. Ей кажется, что все тело одеревенело и что только маленькая часть головы продолжает еще жить какой-то нереальной, туманной жизнью.
Все разошлись. Часы бьют полночь. Вера Петровна ложится на диван, подкладывая под голову кипы старых газет: это ее постель. Глаза закрыты, но мысли еще шевелятся.
«Что сейчас делает Самуил?[19] Наверняка тоже на работе. А Маринка? Конечно, спит после бабушкиных сказок. Девочка моя, совсем не видит мать. Завтра же пойду домой и займусь дочерью».
И Вера Петровна забывается тревожным сном.
…Свидание с домашними откладывается на неопределенное время. С утра Вера Петровна опять как белка в колесе. Она с Олькеницким уже успела составить сообщение в губернскую газету «Знамя революции» об обнаруженном контрреволюционном заговоре:
— Губернской комиссией по борьбе с контрреволюцией произведены обыски и аресты, в результате которых добыт ценный фактический материал, указывающий на тесную связь заговорщиков с московскими контрреволюционерами. По окончании следствия будет оглашен имеющийся материал.
Но пока суд да дело, необходимо еще узнать самое главное: местонахождение склада с оружием. Это наверняка содержится в глубокой тайне. Об этом могут знать только доверенные люди. Как их выбрать из этой пестрой публики.
«Генералу Попову бесспорно известно», — думает Вера Петровна. Утром она вызывает его на допрос. Попов оказывается человеком прямым, более покладистым, чем другие заговорщики, рангом пониже. Правда, в первые минуты генерал держится надменно, требует называть его «ваше превосходительство», но все это быстро проходит. Глаза у генерала блекнут, он жалуется на печень, на жену, которая флиртует с молодым офицером, на солдат, которые не отдают чести.
