"Он рассуждает вполне здраво, - подумал я. - Действительно трудно исключить такую возможность". Но его наставнический тон раздражал, он, видимо, мнил себя важной персоной. Мне такие люди не по душе.
- Спасибо за политбеседу, - холодно сказал я. Кент быстро повернул ко мне свое длинное лицо - ирония его задела, - но он сдержался.
- Не будем терять времени, - спокойно произнес он. - Постарайтесь внимательно выслушать все, что я объясню вам, как это мне приказано. После инструктажа мы сможем поговорить на любую приятную для вас тему.
Я промолчал, и Кент начал объяснять мне премудрости шифрования текстов. Затем под его диктовку я написал несколько радиограмм, пользуясь кодовой книгой, - для практики. Кент рассказал, как надо работать с программой радиосвязи.
- В дальнейшем, когда у вас будут свои радиостанции, Центр сообщит позывные для радистов, длину рабочих волн, время выхода в эфир. Какой-то определенной системы в работе станций не должно быть. Наоборот, придется почаще менять частоты и время сеансов передач - это лучшая защита против пеленгации. Хорошо бы иметь не одну, а несколько квартир, используя их для радиопередач попеременно. Это также уменьшило бы опасность засечки станции...
Кент провел инструктаж детально и толково. Он действительно знал свое дело.
Прозанимались мы несколько часов подряд, устали. Оставалось напомнить Кенту о деньгах, которые он должен был привезти по заданию Центра, и вдруг слышу:
- Сколько, денег вы можете мне одолжить?
Я с удивлением взглянул на Кента. Он немного смутился и признался, что из-за рискованной дороги не захватил с собой крупной суммы, а взял лишь необходимое, надеясь, что на обратный путь он займет деньги у меня. Я, конечно, из своего скудного бюджета смог выделить ему очень немного. То, что Кент не привез нам обещанных Центром денег, раздосадовало.
Попрощавшись, гость уехал скорым поездом в Лозанну, где он снимал номер в гостинице. А на другой день вечером мы там встретились. Кент потащил меня, ради знакомства, в ночное кабаре. Отказываться было неудобно: как-никак человек проделал трудный и небезопасный путь, чтобы помочь, научить; к тому же мы оба были, как говорится, товарищи по оружию.
Кент уехал в Брюссель. А в мае немецко-фашистские войска оккупировали Бельгию и Голландию. Больше с Кентом я не встречался. Правда, намечалось, что в марте - апреле 1941 года он опять навестит меня по неотложному делу, однако потом Центр отменил эту его поездку.
Уже после войны мне стало известно из печати, что в конце 1941 года группа Кента в Брюсселе была обнаружена и схвачена немецкой контрразведкой, но Кенту удалось скрыться и бежать во Францию. В конце концов гестапо все-таки выследило его там и арестовало.
Арест Кента впоследствии отозвался тяжелым ударом по швейцарской группе: он многое знал и, смалодушничав, кое-что выдал гестапо.
В июне сорокового года в Женеве можно было отчетливо слышать артиллерийскую канонаду, доносившуюся со стороны ущелья реки Роны на французской территории, - то вели последние бои защитники пограничного форта. Франция капит5?лировала, и Швейцария теперь оказалась изолированной от остального мира, в железном кольце итало-германских войск.
Положение Швейцарии оставалось крайне опасным. Ей постоянно приходилось маневрировать между двумя группировками воюющих государств. Уже одно то, что подавляющее большинство населения страны считало родным языком немецкий, могло служить достаточным поводом для того, чтобы гитлеровцы включили Швейцарию в состав "великой Германской империи".
В небе Швейцарии появилась авиация англичан. Каждую ночь их самолеты пролетали в направлении Италии и Германии для бомбежки военных и промышленных объектов. Единственную нейтральную страну в Европе, где еще сохранилось уличное освещение, гитлеровцы считали "маяком" для британской авиации. По их требованию пришлось ввести светомаскировку.
Конечно, нас беспокоило не только положение самой Швейцарии, но и те сложные обстоятельства, в которых очутились некоторые наши товарищи, в особенности Соня.
Соне было известно, с какой целью приезжал ко мне Кент, поскольку она сама принимала и расшифровывала радиограмму Центра. Она была очень огорчена', что Кент приехал без денег. По-видимому, ее резервы подходили к концу. Из отдельной виллы в Монтрё, где, как я позднее узнал, жила Соня, ей пришлось переехать в Женеву, причем поселилась она поблизости от моего дома. Это тревожило, так как встречаться теперь, живя рядом, нам было гораздо опаснее, чем прежде. Наши взаимные визиты друг к другу могли быть легко прослежены.
В Женеву Соня переехала вместе с детьми от первого брака и со своим помощником Джоном, за которого недавно она вышла замуж. Они собирались уехать на , родину Джона, но сделать это было не просто. В то время в ходу была такая горькая шутка: "Швейцария - самая большая тюрьма в мире". И действительно, проживающие в этой стране пять миллионов человек были, по существу, изолированы немецко-фашистскими и итальянскими войсками от остального мира. В кольце блокады, правда, сохранился узкий коридор для велосипедного и автомобильного сообщения из Женевы в пока еще не оккупированную гитлеровцами французскую зону правительства Петена. Так что для Сони и ее семьи еще существовала возможность покинуть Швейцарию: из французской зоны через Испанию и Португалию можно было попасть в Англию. Однако следовало предвидеть, что в один из дней и этот коридор будет перекрыт. Соня нервничала из-за детей, из-за угрозы вторжения фашистов, стоявших на швейцарской границе, почти в пригородах Женевы. Ей необходимо было уехать. Но еще не были готовы документы, не хватало денег.
Лена
Сложное и ответственное дело на совершенно новом для меня поприще требовало и риска, и огромной осторожности. И от того, кто был рядом, от характера людей, окружавших меня, зависело многое. Самым близким и дорогим человеком, на которого я мог положиться буквально во всем, была Лена Янзен, моя жена.
Лене было двадцать лет, когда мы познакомились в Вене. С первой встречи меня привлекли в этой девушке решительность и духовная окрыленность, широта политического кругозора. Речь ее была красочна, я даже сказал бы художественно выразительна. Все, знавшие Лену, отмечали самобытность ее натуры.
Встреча с Леной сыграла большую роль в моей жизни. Несмотря на то что в молодые годы я успел многое испытать и пережить, во мне тогда еще сидели всякого рода мещанские предрассудки и привычки, приобретенные в мелкобуржуазной семейной и гимназической среде. Лена, выросшая в рабочей среде, в гуще революционного класса, помогла мне постепенно избавиться от этих недостатков, причем делала это умно, тактично. Кроме того, она ясно и быстро разбиралась в сложных политических вопросах. Эта простая рабочая девушка по воле обстоятельств стала очевидцем и участницей целого ряда знаменательных революционных событий той поры.
