Он не только проказничал. Однажды, когда загорелся дом преподавателя, Макгиффин побежал прямо в огонь и вынес двоих детей, за что получил поощрение от военно-морского министра.
Своей карьере солдата удачи Макгиффин обязан акту Конгресса. Это был очень несправедливый акт, по которому назначение получали столько выпускников, сколько было действительных вакансий. В ту эпоху, в 1884 году наш флот был очень маленький. Сегодня вряд ли есть корабль, который полностью укомплектован офицерами, и сложность заключается не в том, чтобы избавиться от выпускников-офицеров, а в том, чтобы как-то заполучить новых. Акт был просто нечестен по отношению ко многим юношам, которые четыре года учились в Академии и два года служили в море. Из курса примерно в девяноста человек только первые двенадцать получили назначения, а оставшиеся восемьдесят были уволены и оказались в неопределённом состоянии гражданских лиц. Каждому, как подачку, вручили тысячу долларов.
Макгиффин не был в избранной дюжине. После последнего экзамена он был близок к концу списка. Но даже будучи последним в списке, он всё-таки кое-чему выучился в Аннаполисе. К тысяче долларов он за шесть лет получил образование лучшей военно-морской академии мира. Его образование было его единственной ценностью, и если в своей стране он не мог его выгодно продать, он стал искать покупателей за рубежом.
Капитан Макгиффин в день окончания Военно-морской академии, в возрасте двадцати трёх лет
В то время в Тонкине[123] разразилась война между Францией и Китаем, и он решил, пока она не кончилась, предложить свои услуги последователям Жёлтого Дракона. В ту эпоху это было намного более рискованное дело, чем сейчас. Сегодня Восток так же близок, как Сан-Франциско. Русско-японская война, наша оккупация Филиппин, действия наших отрядов в подавлении боксёрского восстания[124] сделали китайские дела частью ежедневного чтения. Сейчас вы можете лечь в кровать на Сорок четвёртой улице, через четыре дня лечь в другую кровать на тихоокеанском побережье и ещё через двенадцать дней катиться на рикше по йокогамской дамбе. Люди ездят в Японию на зимние каникулы так же спокойно, как в Каир.
Но в 1885 году это было нелёгкое предприятие, тем более для молодого человека, который вырос в тихой атмосфере далёкого от моря города, где поколения его семьи и других семей жили, не выезжая за пределы своей местности.
В феврале 1885 года Макгиффин появился в Сан-Франциско, имея в кармане несколько долларов из тысячи. Письма к его семье показывают нам здорового, добродушного молодого человека, который волнуется только о том, чтобы его мать и сестра не беспокоились за него. В нашей стране почти каждой семье известна эта домашняя трагедия, когда сын и наследник порывает с домом и начинает зарабатывать. И если влюблённого любит весь мир, то юноше, который ищет работу, он, по крайней мере, сочувствует. Юноша, который ищет работу, может считать иначе, но все, кто пересекаются с ним, если даже ничего для него не делают, хотя бы желают удачи. Письма Макгиффина этого периода у тех, кто имел честь их прочитать, пробуждают к нему самые тёплые чувства.
Они наполнены тем же весёлым оптимизмом, тем же затушёвыванием проблем, теми же домашними шутками, той же наглой уверенностью в том, что всё будет хорошо, как и все остальные письма, которые юноша, уходящий в мир, отправляет своей матери.
«Я чувствую себя просто отлично, так что не волнуйся за меня. Я уже достаточно большой, чтобы как-то перебиться, и голодать я не буду».
Он с гордостью отправляет матери своё имя, написанное китайскими иероглифами, как только обучается им у китайского генерального консула в Сан-Франциско, и прибавляет рисунок двух слонов. «Я хочу привезти тебе двух таких же», — пишет он, не зная, что в странной и чудесной стране, в которую он отправляется, слоны так же редки, как в Питтсбурге.
Он достиг Китая в апреле, и на пути из Нагасаки в Шанхай за пароходом, на котором он плыл, погнались две французские канонерки. Но, очевидно к его величайшему разочарованию, пароход скоро от них оторвался. Хотя он тогда этого не знал, но это была первая и последняя встреча с врагом, с которым он приехал сражаться. В воздухе уже витал мир.
О том, как, несмотря на мир, он получил желаемую работу, он рассказывает в письме домой:
«Тяньцзинь, Китай, 13 апреля 1885 года.
Милая мама! У меня не было настроения писать, поскольку я не знал, что должно случиться. Я потратил кучу денег на проезд, а когда добрался сюда, то мне казалось, что, если что-нибудь не изменится, то я пропал. Мы прибыли в крепости Дагу в воскресенье вечером, а следующим утром отправились дальше. Канал очень узкий и весь усеян минами. Мы ударились об одну — электрическую, — но она не взорвалась. Мы подошли к Тяньцзиню в 10:30 вечера, до него тридцать миль по прямой, но почти семьдесят по реке, ширина которой всего сто футов, и мы десять раз садились на мель.
И вот, мы наконец пришвартовались и сошли на берег. Инженер Брейс Гёрдл и я пошли в отель, и первое, что мы услышали: объявлен мир! Я вернулся на борт корабля и долго не мог уснуть — никогда мне не было так плохо. Я знал, что если они мне откажут, я тут же сыграю в ящик, потому что никак не смогу уехать из Китая. Я всю ночь промучился без сна, и утром чувствовал себя избитым. Наверное, я потерял фунтов десять. В десять утра я пошёл к американскому вице-консулу и переводчику Петику, чтобы он передал письмо для Ли Хунчжана[125]. Он сказал, что сможет их передать. Потом я вернулся на корабль, и когда капитан отправился к Ли Хунчжану, я в отчаянии пошёл с ним. Мы вошли во дворец наместника, нас провели по коридору к великому Ли, усадили, дали чай и табак, и начался разговор через переводчика. Когда дошла очередь до меня, Ли спросил: «Зачем вы приехали в Китай?» Я сказал: «Чтобы поступить на китайскую службу и воевать». «Каким образом вы думали поступать на службу?» «Я думал, что вы дадите мне назначение!» «У меня нет для вас места». «Мне кажется, есть. Ради этого я проделал весь путь из Америки». «Чего бы вы хотели?» «Я хотел бы, чтобы вы дали мне новый торпедоносец и послали на Янцзы в блокадную эскадру». «Вы это выполните?» «Конечно».
Он немного подумал и сказал: «Посмотрю, что можно сделать. Вы согласны на 100 долларов в месяц для начала?» Я сказал: «Может быть». (Конечно, я был согласен.) И вот, после переговоров он назначил меня на флагманский корабль и обещал, что повысит, если я буду хорошо выполнять работу. Потом он посмотрел на меня и спросил: «Сколько вам лет?» Когда я сказал, что мне двадцать четыре, он чуть не упал в обморок, ведь в Китае мужчина до тридцати — это ещё мальчик. Он сказал, что я ещё ребёнок. Я не смог его убедить, но, в конце концов, он пошёл на компромисс: я должен пройти экзамены по всем предметам в военно-морской академии, а потом получу представление. На том мы и разошлись. Я явился для экзамена на следующий день, но экзамен отложили. Но сегодня мне сказали придти, я сел за стопку бумаг и выдержал довольно суровый экзамен. Я только что оттуда. Я сдал экзамены по морскому делу, артиллерийскому делу, навигации, мореходной астрономии, алгебре, геометрии, тригонометрии, коническим сечениям, построению кривых, дифференциальным и интегральным уравнениям. Я должен был отвечать на три вопроса из пяти по каждому предмету, но по первым трём предметам я ответил на все пять вопросов. После этого экзаменатор сказал, что мне не нужно продолжать, он полностью удовлетворён. Я всё сдал на отлично, и он завтра доложит наместнику. Он проверил мои документы и сказал, что они превосходны, так что мои дела пойдут на лад, не нужно волноваться. Я рассказал консулу, и он был очень рад — он замечательный человек.
