Я ещё напишу об этом. Всех люблю».
Характерно, что в одном и том же письме Макгиффин объявляет о поступлении на иностранную службу и планирует вернуться в свою страну. Эта надежда никогда не оставляла его. Во всех его последующих письмах вы найдёте эту ностальгию по палубе американского корабля. Один раз в Конгрессе рассматривался закон о восстановлении всех обманутых выпускников. Макгиффин часто упоминал его как «наш закон». «Он может пройти, — писал он, — но я устал надеяться. Я так долго надеюсь. И если он пройдёт, — добавил он с тревогой, — то, возможно, будет назначен ограниченный срок для возвращения, поэтому сообщите мне о нём так быстро, как сможете, чтобы я не опоздал». Но закон не прошёл, и Макгиффин так и не вернулся в тот флот, из которого его уволили. Он жил в Тяньцзине и учил курсантов производить топографическую съёмку. Почти все офицеры, которые участвовали в Японо-китайской войне, были его учениками. Когда флот увеличился, Макгиффин занял более важную должность. Он получил ещё больше мексиканских долларов, ещё больше слуг, большой дом и знаки отличия разнообразных расцветок, а взамен создал в Китае современный военно-морской колледж по образцу американского. В ту эпоху и в Китае, и в Японии было много таких иностранных советников. Сегодня в Японии остался только один наш человек — достопочтенный Г. У. Деннисон из министерства иностранных дел, а в Китае нет никого. Из всех советников никто не служил своим нанимателям так верно, как Макгиффин. Когда все остальные официально грабили жителей и правительство, когда шантаж и взятки были признаны честным приработком, Макгиффин оставался чист. Снаряды, купленные им для правительства, не были заряжены чёрным песком, а винтовки — железными трубками. Раз в год, на ужин в День благодарения он приглашал тех китайских офицеров, которые хоть что-то знали об Америке. Это было важное событие, и чтобы насладиться участием в нём, офицеры приезжали из Порт-Артура, Шанхая и Гонконга. Офицеры так хотели отдать дань уважения усилиям хозяина, что перед ежегодным ужином ничего не ели в течение двадцати четырёх часов.
Десять лет Макгиффин служил военным инженером и преподавателем артиллерийского и морского дела и давал в море практическое уроки по управлению современными кораблями. В 1894 году он подал прошение об увольнении, и оно было принято. Но до того, как он успел уехать домой, была объявлена война с Японией, и он отозвал прошение. Он был назначен помощником командира на военный корабль «Чжэньюань», который имел водоизмещение семь тысяч тонн и принадлежал к тому же типу, что и «Динъюань» — флагманский корабль адмирала Дина Жучана[127] В памятный день 17 сентября 1894 года произошла битва при Ялу, в которой китайский флот получил такой удар, что прекратил своё существование.
Макгиффин — суперинтендант Китайского военно-морского колледжа в возрасте тридцати двух лет
С самого начала успех был на стороне японцев. Китайцы были лучше вооружены тяжёлыми орудиями, но японцы намного превосходили их в скорострельности. Хотя китайские корабли «Динъюань» и «Чжэньюань», каждый водоизмещением в 7430 тонн, превосходили любой японский корабль, самые крупные из которых имели водоизмещение 4277 тонн, общий тоннаж японского флота был 36000 тонн против 21000 тонн китайского. С обеих сторон в бою участвовали ровно двенадцать кораблей, но в самом начале, до получения серьёзных повреждений «Цзиюань» (2335 тонн) и «Гуанцзя» (1300 тонн) сбежали, а «Чаоюн» и «Янвэй», не успев вступить в дело, были подожжены и ушли к ближайшему берегу. Так что в битве участвовали восемь китайских кораблей против двенадцати японских. Главными участниками битвы с китайской стороны были флагман «Динъюань» под командованием адмирала Дина и «Чжэньюань», которым четыре часа командовал Макгиффин, и поэтому они попали под огонь всей японской эскадры. К концу битвы, которая продолжалась пять часов без перерыва, японцы даже не обращали внимания на более мелкие вражеские корабли, а плавали вокруг двух броненосцев и расстреливали их. Японцы свидетельствовали, что два этих корабля не теряли боевого порядка. Когда флагман был в опасном положении, «Чжэньюань» прикрывал его корпусом и артиллерийским огнём и, хотя не смог предотвратить тяжёлые потери на флагмане, фактически спас его от полного уничтожения. Во время боя «Чжэньюань» почти постоянно находился под огнём, и в него четыреста раз попали снаряды всех типов оружия — от тринадцатидюймовых пушек Кана до винтовок. Сам Макгиффин был так сильно контужен, так обожжён и так изранен стальными осколками, что его здоровье и зрение были навсегда повреждены. Но он привёл свой корабль в Порт-Артур, а с ним остатки флота.
Из-за потери здоровья он был уволен с китайской службы и вернулся в Америку. Четыре года он жил в Нью-Йорке, страдая от невыносимых мучений. Его письма к семье того периода показывают огромное мужество. На разгромленном «Чжэньюане», когда на палубе разрывались снаряды, а в трюме горел огонь, он демонстрировал своим подчинённым мужество белого человека, который понимает, что он ответственен за них и за честь их страны. Но ещё больше мужества он демонстрировал, находясь один в своей комнате или в отдельной палате больницы.
В письмах, которые он диктует, он беспокоится только о том, чтобы родственники не волновались. Он успокаивает их ложью, подшучивает над их страхами, рассказывает дурацкие истории о людях, которых видит из окна больницы. Он просит отправить свои китайские почтовые марки какому-то доброму мальчику. Он планирует поехать с ними в путешествие, когда поправится, зная при этом, что никогда не поправится. Врачи настаивают на операции, а он пишет друзьям: «Мне просверлят в черепе кусок в три квадратных дюйма и вырежут нерв из середины мозга, а ещё вынут мой глаз (всего на пару часов, если не потеряют). Доктор и его свита плохо помнят провалы. Мне говорили, что в результате этой операции некоторые умирают, а другие сходят с ума. А некоторые теряют зрение».
Коммандер Макгиффин в госпитале после битвы при Ялу, в разорванной одежде после контузии
Находясь под угрозой сумасшествия и полной слепоты, ежеминутно страдая от боли, с которой не могут справиться лекарства, он диктует в «Сенчури Мэгэзин» единственный полный отчёт о битве при Ялу. В письме к мистеру Ричарду Уотсону Гилдеру[128] он пишет: «…у меня проблемы с глазами. Я не вижу даже то, что сейчас пишу, и статья движется с большим трудом. Надеюсь, что смогу передать её вам 21-го, но если со зрением станет хуже…»
