Я намекнул, что живя в чужой стране надо придерживаться ее традиций и порядков — никуда не деться — недаром говорят, что "с волками жить — по волчьи выть". Посему обижаться на мои слова не надо, а надо понять и принять наше, русское, обращение, даже если оно ему и не нравится — ну, потерпеть.
От этих слов он как будто ошалел. Видимо его гордость не позволяла ему принимать и понимать чужое. Его голос стал еще более злобным и хриплым. Он уже не говорил, а выкрикивал, что такой шакал, как я, не имеет права называть его отцом, что ему это противно, противен я, противен мой язык, противно это дурацкое слово и что он хочет, чтобы я от него отстал. Мне следовало расслышать это слово "отстал", и может быть тогда все пошло бы по иному, но я, распалившись, отстаивал мнение, что он не только должен, а просто обязан соблюдать чужие порядки, если хочет жить в чужой стране. После чего он начал выкрикивать что-то уже совсем непонятное из смеси своих и русских слов.
Разговор пошел совсем не по тому руслу, как я его себе представлял. Я примолчал, а мой возбужденный собеседник все продолжал что-то выкрикивать в мой адрес, как вдруг я почувствовал, что он тоже замолчал, но замолчал как-то странно, будто бы захлебнулся в воде, Я глянул на него — глаза его вылезли из орбит, лицо покраснело, а фигура, дотоле стройная, перекосилась и правая рука легла на грудь под пиджак, как раз в том месте где у человека бьется сердце.
Я понял — доигрались, доспорились! Какой ужас. Не хватало, чтобы этот старик еще и умер по моей вине, поэтому я не стал раздумывать, а понесся в медпункт за фельдшером. Когда мы вернулись, ему стало получше и мы отвели его в медпункт. Причем он уже не шарахался от меня, не ругался, а покорно сносил тот факт, что поддерживая его одной рукой за плечи, а другой — под руку. Усадив его на кушетку, я убежал из медпункта, боясь того, что мое присутствие разволнует его снова.
Прошло минут пятнадцать и я увидел, что врачи приехавшей скорой помощи осторожно ведут его к выходу.
Я уже стоял у высокого мраморного круглого столика в задумчивости помешивая куском пирожка с капустой (ложек не было) остывшее противное какао и размышлял над причинами заставившими этого пожилого человека пойти на откровенное самоубийство. Вот он стоял в очереди среди ночи, вероятно хотел поесть, отдохнуть, чтобы потом поехать куда-то по своим делам, а теперь валяется где-то в больнице, а может быть уже умер. И все — ради чего?
По совести, надо было поинтересоваться его состоянием и, может быть, не поленившись, сопроводить его в больницу, тем более что он безропотно принял мою помощь, когда шел в медпункт. Но я был настолько испуган случившимся, увидев первый раз в жизни, как внешне здоровый человек в одно мгновение может стать мертвецом, что страшился новой встречи с ним.
Мне было ужасно стыдно за себя — ведь я видел, что он немолод, зачем же продолжал этот никому не нужный спор? Просто так? Чтобы не заснуть? Чтобы поболтать-развлечься, потренироваться в софистике? Спор ради самого спора? Ну, в принципе, да. Именно так. Но у меня есть одно оправдание и сейчас я об этом хорошо знаю — я был молод и даже не подозревал, что у людей бывает плохо с сердцем.
Считается, что в спорах рождается Истина, но в моем споре чуть было не появилась Смерть. Почему? Потому что Смерть и есть вечная Истина! Ведь в жизни нас может миновать многое — и болезни, и увечья, и наслаждения, и богатство, лишь только смерть случится обязательно, рано или поздно, но случится.
Есть прекрасное высказывание: "если бы молодость знала"!
Теперь я стар и, иной раз, сойдясь с кем-то в словесной полемике, я вспоминаю этот случай, пожилого мужчину, который стоял в буфет, а попал в больницу только из-за того, что спорил со мной — молодым балбесом, и… замолкаю. Пусть меня сочтут трусом, пусть дураком, но жизнь — дороже. Хочется еще подергаться.
В 1984 году мы были в летней(!) командировке в Минске, которую Сергей Иванович долго и упорно пробивал и для себя и для меня. Нам хотелось хотя бы раз побывать там в хорошую летнюю погоду. Провести, как минимум, неделю, отдохнуть, съездить на водохранилище. В общем, воспользоваться возможностью за казенный счет. Сергей Иванович, был родом из-под Орши — городка на границе с Россией. Ему хотелось побывать на родине. В общем — командировка была нужна позарез и Сергей Иванович ее выбил на целых две недели.
Мы хорошо провели время (не считая легкого сотрясения мозга, полученного мною при ударе о низкую притолоку дверей автобуса, следовавшего в Оршу, закончившуюся легкой тошнотой и прошедшей дня через два), как вдруг узнаем, случайно прочтя местную (или как я всегда говорил "местечковую") газету, что открывают метрополитен. Недавно я прочел, что открытие Минского метрополитена состоялось 29 июня 1984 года. Значит, наш отъезд был назначен на 26–27 число. И жди осенней командировки целых четыре месяца. Непорядок.
Ну, мы и решили, как раз в день отъезда, пройтись по городу — посмотреть, а вдруг что-то удастся увидеть, поскольку подземные переходы были уже открыты и, через прозрачные двери метро, можно было увидеть внутренность станции — ведь почти все они были неглубокие.
Не помню, к какой станции мы подошли. Может быть к "Площади Победы", может к какой другой. Один ее выход оканчивался в подземном переходе, к которому мы и направились. Но, уже спускаясь по лестнице, заметили чуть впереди красную ленту, которая перегораживала проход. "Ага! Вот почему в переходе никого нет" — пронеслась мысль. На несколько секунд мы, мысленно, как бы зависли в неопределенности, хотя ноги продолжали спускаться по лестнице…
Поворачивать обратно было обидно и стыдно — сдрейфили-струсили — народа никого нет, можно все хорошо рассмотреть, а мы, увидев мента рядом с ленточкой, взяли да убежали. Идти вперед — было страшновато — вдруг нас проводят отсюда в шею. Мы же не были, ни корреспондентами, ни ответственными работниками, но — мы были Москвичами! А это, как показывает вся моя жизнь, очень заметно в провинции. Наш единственный козырь — своими московскими рожами придавить провинциального мента. Авось он, не захочет связываться с нами (и так видно — из столицы прибыли) и не потребует от нас никаких документов.
Несколько секунд мы размышляли, делая вид, что рассматриваем внутреннюю отделку подземного переход, стоя на последней ступеньке лестницы, и… не знаю, кто из нас сделал первый шаг, наверное, все-таки Сергей Иванович, как более взрослый и более опытный. Ну а я, на ходу пытался сыграть маленькую пьеску с названием "Начальник и подхалим". Что получилось?.. Получилось!
