Была еще одна дополнительная причина, побудившая Айка заключить соглашение с Блэком. Блэк обещал, что может устроить публикацию первой серии мемуаров в еженедельном журнале "Сатердей ивнинг пост". Айк очень любил этот журнал еще со времен своего детства — он хвастался, что прочитывает каждый номер журнала. Поэтому он испытывал удовольствие от одной только мысли, что его мемуары появятся в этом журнале *10.
В январе Конгресс специальным актом восстановил Эйзенхауэра в воинском звании пятизвездного генерала, от которого он отказался в 1952 году. Сэм Рэйберн и Линдон Джонсон приняли необходимые меры, чтобы этот акт стал законом. Как бывшему президенту Эйзенхауэру полагалась пенсия в размере 25 000 долларов в год, плюс 50 000 долларов на содержание офиса. Эти деньги значительно превышали ту сумму, которую он получал бы как пятизвездный генерал. Специальный акт Конгресса позволил Эйзенхауэру взять лучшее от каждого варианта — он вернул себе воинское звание и стал получать полную президентскую пенсию и пособие. Кроме того, при нем были оставлены в качестве помощников сержанты Драйв и Моани и полковник Шульц, деньги на их содержание вычитались из пособия на содержание офиса.
14 декабря Уитмен напечатала записку и передала ее в Овальный кабинет. Записка гласила: "Звонил Норман Казинс. Его предложение — чтобы Вы обратились с "прощальным" посланием к стране... сделали обзор итогов деятельности Вашей Администрации, рассказали о Ваших надеждах на будущее. Масштабный документ большого значения"*11. Эйзенхауэру идея понравилась. Ему также нравилась работа молодого политолога Маккольма Мооса из университета Джона Гопкинса, принятого в аппарат сотрудников Белого дома в конце 1958 года составителем речей. Эйзенхауэр поговорил с Моосом и поручил ему засесть за подготовку его речи. В течение нескольких последующих недель он регулярно консультировал Мооса — текст должен был полностью отражать его мысли.
17 января 1961 года в 8 часов 30 минут вечера Эйзенхауэр выступил по национальному телевидению и радио со своим "прощальным" обращением. Его темой была холодная война. Он говорил о войне и мире, о полицейских государствах и о свободе. "Мы сталкиваемся с враждебной идеологией, — заявил он, — имеющей глобальный охват, атеистический характер, безжалостной в достижении целей, коварной в своих методах". Опасность, которую она представляет, "во времени не имеет видимого конца". Будет много кризисов и много призывов найти "чудодейственные решения" с помощью увеличения затрат на научные исследования и разработки новых видов вооружения. Эйзенхауэр предупредил, что каждое такое решение "должно быть взвешено в свете... необходимости сохранения баланса... между затратами и надеждами на получение ожидаемых преимуществ".
Парадокс холодной войны заключался в том, что для поддержания мира и сохранения своей свободы Соединенные Штаты должны были создать громадный военный истеблишмент, однако ценой его создания могла стать угроза превращения страны в полицейское государство, в котором не будет свободы. "Наша военная организация сегодня мало походит на ту, которая была известна моим предшественникам..." — сказал Эйзенхауэр. Кроме того, после окончания второй мировой войны США не имели "промышленности вооружений". В начальный период существования США "американские кузнецы, которые делали плуги... могли ковать также и мечи". Но в результате холодной войны и технической революции "мы были вынуждены создать постоянно действующую промышленность вооружений огромных масштабов".
Затем звенящим голосом Эйзенхауэр произнес несколько фраз, которые потом будут цитировать и помнить больше других не только из его прощального выступления, но и из всего периода его президентства. Эти фразы в сжатой форме выражали его глубочайшие чувства и самые большие опасения. Это были слова солдата-пророка, генерала, который посвятил всю свою жизнь защите свободы и достижению мира. "Связь между громадным военным истеблишментом и разросшейся промышленностью вооружений является новой в истории Америки", — сказал он. "Общее влияние этой связи — экономическое, политическое и даже духовное — ощущается в каждом городе, в каждом законодательном собрании штата, в каждом учреждении федерального правительства". Затем он прямо предупредил: "Мы должны строго следить за тем, чтобы не допустить сосредоточения в наших правительственных органах такого влияния, которое превышало бы их полномочия, независимо от того, заинтересован в использовании этого влияния военно-промышленный комплекс или нет. Возможности для чудовищного подъема силы, находящейся не на своем месте, существуют и будут расти". Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы военно-промышленный комплекс "поставил под угрозу наши свободы или демократические процессы. Мы ничего не должны принимать на веру".
Потом он стал говорить о другом событии, изменившем Америку за время его жизни, а также о тех опасностях и переменах, которые оно принесло с собой. Изобретатель-одиночка, работавший сам по себе, "был заменен группами ученых в лабораториях и на испытательных полигонах". В прежние времена университеты были "источниками свободных идей и научных открытий". Но сегодня "отчасти из-за требующихся громадных затрат правительственный контракт по существу заменил интеллектуальное любопытство". Поэтому Эйзенхауэр высказал свое второе предупреждение, которое не так хорошо помнят, как фразу о военно-промышленном комплексе, однако не менее пророческое. "Перспектива, что на ученых страны будут оказывать доминирующее влияние федеральное правительство, средства, выделяемые на финансирование проектов, и власть денег, существует всегда, — сказал он, — и видеть это печально".
Еще одно предупреждение: "Мы — вы, и я, и наше правительство — должны избегать... разграбления, ради нашего же собственного блага и удобства, ценных ресурсов будущего. Мы не можем отдать в залог материальные активы без риска, что наши внуки потеряют также политическое и духовное наследие. Мы хотим, чтобы все будущие поколения жили при демократии..."
И извинение: "Разоружение... это императив, над которым надо продолжать работать... Поскольку необходимость этого так актуальна и очевидна, я признаюсь, что слагаю мои официальные полномочия в этой области с определенным чувством разочарования. Как человек, который видел ужасы и тяготы войны и который знает, что новая война может полностью уничтожить нашу цивилизацию, создававшуюся так медленно и так мучительно в течение тысячелетий, я хотел бы сегодня сказать, что прочный мир уже в пределах видимости". Но самое большее, что он мог сказать, так это то, что "войны удалось избежать". Он закончил молитвой, призывающей "все народы жить вместе в мире, который гарантировался бы объединяющей силой взаимного уважения и любви" *12.
