была возможность, то я, как и Герцен, жил бы на Западе и с удовольствием писал о России. Европа – это культура сверх макушки, и жратва от пупа. А тут… Сегодня дозволена гласность, свобода слова, а завтра, глядишь, загуляют резиновые дубинки. То, что произошло в Китае, настораживает (танки против студентов)…
1 июля
Температура под 30 жары. Специалисты к тому же отмечают, что солнечная радиация выше нормы, я это чувствую кожей и глазами… Пришлось вербализовать свои эмоции:
Жара, духота, африканский разгул.
А в сердце – осенний туман.
И вместо раздумий лишь лепет и гул,
Прозрачный до бездны обман.
И ещё написал строки о России, естественно, для себя, в стол, а не для печати:
Ах, ты, Русь святая, ой, страна чудес.
Сундуки, кадушки – всё попутал бес.
Полная отпадина, или там – отпад.
Ничего хорошего. Только гарь лампад.
Отгорели свечи, кончился наш свет.
И остался, братцы, общий культпривет.
Может, и не стихи. А так. Сказал и облегчил тем душу, – как говорили древние.
9 июля
Мечтал о прохладе. 3-го, на Мефодия, пошёл дождь, и на несколько дней замефодило: стало пасмурно, дождливо, прохладненько. Но сегодня опять начало завинчивать… Всё надо записывать, – завещал нам князь Александр Урусов (1843–1900):
«…Ещё 100 лет, и наши кухонные книжки попадут в библиотеки в отдел рукописей. Весь вздор, какой мы пишем, будет иметь историческое значение. Каждая строчка пустого письма – через несколько веков приобретёт значение свидетельства, чуть не памятника… Моя история и биография ничтожного и неинтересного человека – и интересна и значительна как часть целого… Всё, господа, нужно коллекционировать…»
Когда читаешь такие строчки, то понимаешь: надо продолжать вести дневник. Меня абсолютно не волнует, станет ли он «историческим памятником» или пропадёт и сгинет, меня сегодня влечёт бумага, чтобы, как писал Александр Иванович Урусов, «спасти эфемерное мгновение жизни от тления, чтобы зафиксировать мираж жизни» (цитата по книге Волошина «Лики жизни», с. 506).
На днях позвонил писателю Борису Можаеву: не может ли он выступить у нас в журнале? Он ответил так: «Кооперация – извини и подвинься… Без рынка нет кооперации… Нынешняя кооперация – это…» Далее он выругался матерным словом, но тут же извинился. Сказал, что занят новым романом и позвонить ему в октябре. Кстати, его знаменитый Кузькин пошёл на Таганке после многолетнего запрета…
Что ещё «новенького-шизофреновенького»? Это из Венички Ерофеева («Вальпургиева ночь, или Шаги командора»), и это нечто. Это просто другая литература…
23 июля
«Комсомольская правда» 12 июля на первой полосе вынесла в заголовок: «Беда наша. Недоразумение наше. Позор наш… Господи, да что же это?..» Вся страна поднята на дыбы. Забастовки, столкновения, кровь… Абхазия, Донбасс, Кемерово, Воркута… Всё кипит, бурлит, негодует… С Анисимом поехали на Пушкинскую площадь в водоворот масс. Небывалая политизация. Какой-то дядя-пенсионер с батоном в авоське уверенно говорил о программе кадетов и эсеров в 1917 году… Говорят о крушении социализма, о многопартийности… С Гришей как-то обедали в Комитете народного контроля: большой выбор блюд, вкуснотища – суп с шампиньонами, забытый судачок, – умеренные цены. И что? Значит, народные контролёры купаются в сыре-масле, а у работяг-шахтёров вонючие столовки, 200 грамм масла на месяц и один кусок мыла – и это справедливость?!. Как писал когда-то Макс Волошин:
Пламя горячки и трепет озноба
От надвигающихся катастроф…
Жена Бориса Безелянского Мера настроена бежать. Сначала в Израиль, потом в Америку, тут, мол, невозможно и страшно. Нет, это не для меня…
30 июля
В библиотеке взял новый словарь «Русские писатели 1800–1917», том первый. Раиса Дм. говорит: «Его будем читать только мы с вами».
26-го принимал участие в семинаре кооператоров СССР и США на Вернадском. Приехали к нам 20 крепких ребят из национальной ассоциации оптовой торговли США. Все седовласые, поджарые, в тёмных костюмах, белых сорочках и при галстуках. Все спортивные, динамичные. Выступали кратко, по-деловому, делились опытом работы. У них компьютеры, холодильники, транспорт, у них море товаров, любые заказы выполнят за считаные часы. А наши вялые, квёлые и всё только просили: давайте организуем совместные предприятия. Волка с зайцем?..
Ужасает волна преступности. Убивают, грабят, насилуют… Убили ответственного секретаря «Сов. экрана» Мишу Левитина (Левитеса). Говорухин выступил с гневной статьёй, где основной тезис: «Когда страна богатая, а народ бедный – это преступление». А какая грязь кругом! Премьер Рыжков посетил Лосиный остров и в сердцах бросил: «Довели мы… капитально…» Короче, время-жуть.
13 августа
Меня избрали в совет ФОЖ (Федерация отраслевых журналов), председатель Овчинников из «Речного флота». Очередная игра для самоуслады… Прочитал прекрасную повесть Вас. Гроссмана «Всё течёт», впервые в советской печати детабуирован Ленин. Рухнул монолит, разбился. Не устаю удивляться временам!..
20 августа
Конец света: принесли и положили в почтовый ящик выписанный номер «Нового мира» с «Архипелагом ГУЛАГ». На дом!.. Вот уже 5 недель работаю без Фомина: управляю редакционным процессом, визирую материалы, выписываю гонорары, подписываю приказы на отпуск и т. д. Справляться-то справляюсь, но мне это командование не по нутру. Мне бы в тишине одному посидеть, но не получается: всё время кто-то входит и начинается ля-ля, даже уборщица, вешая шторы, толковала со мной за жизнь…
Удалось посмотреть два хороших фильма: французский – «Анатомия любви» и американский – «Клуб „Коттон“» с Ричардом Гиром и Дайяной Лейн. Про прочитанные журналы писать надоело…
27 августа
Появилось заявление ЦК – по существу грозное предупреждение прибалтам: будете дальше идти на отрыв от СССР, то задавим, «единая семья народов» должна быть сохранена. Неужели бедных прибалтов вновь завоюют и присоединят к Москве?.. В одной из книг натолкнулся на стихи комсомольского поэта 20-х годов Джека Алтаузена (настоящее имя – Яков Моисеевич – находка для «Памяти»):
…Две ласточки сидят на пулемёте,
И на кустах лежит мой карабин.
Журбенко! Брось напрасно ложкой звякать,
Цветёт крыжовник, зреет бузина,
Давай читать, давай читать и плакать
Над этой книжкою Карамзина…
Загубленное поколение, отравленное идеей мировой революции. Весь мир перебудоражили и в итоге собственную страну довели до социального тупика. Большинство революций ни к чему хорошему не приводят. Если к власти пришли бы декабристы, то они, как последователи якобинцев, устроили кровавую бойню, а так Николай I повесил всего лишь 5 декабристов. Сегодня эта цифра – детский лепет…
В 1929 году Алексей Толстой писал Крандиевской: «Убожество окружающей
