провал", но и "самое печальное, что он видел за всю войну".
Ли сразу же поскакал на место, чтобы убедиться, что линия Конфедерации восстановлена. Даже отступление уцелевших федеральных войск было катастрофой: как отметил полковник Тейлор, наблюдавший за происходящим рядом с Ли, "они были вынуждены отступать через промежуток между линиями, которым командовала наша артиллерия, размещенная справа и слева от кратера, и разрушения здесь от мушкетного огня и винограда и канистр, вылитых на отступающую массу, были очень тяжелыми".
Этот инцидент стоил Гранту около 4400 жертв без ощутимой выгоды. Минирование стало сенсационным событием, но оно ничего не изменило в реальном положении Ли. Как пишет полковник Лонг, Ли "испытывал большие трудности"; у него просто не было достаточно людей, чтобы удерживать такую длинную линию и противостоять ловким атакам Гранта, переходящим с места на место. Тем не менее Ли приложил все усилия, чтобы не занять чисто оборонительную позицию, и время от времени одерживал победы. Например, 19 августа А. П. Хилл атаковал и "разбил противостоящие ему силы, захватив двадцать семь сотен пленных, включая бригадного генерала и нескольких полевых офицеров", тем самым вынудив Гранта отвести свои силы "с северной стороны реки Джеймс". 25 августа Хилл снова атаковал, пытаясь прорвать федеральную железную дорогу Уэлдон на станции Рэмс. Он захватил "двенадцать стендов с цветами, 2100 пленных и 9 артиллерийских орудий", но оставил эту жизненно важную железнодорожную линию в руках федералов. В ходе большинства этих боев армия Ли понесла гораздо больше потерь, чем получила, но, как признавал сам Ли, Грант мог восполнить свои потери гораздо легче, чем конфедераты.
Полковник Тейлор, как и многие другие, часто ссылается на подавляющее численное превосходство армии Союза и с явной усмешкой замечает: "Когда патриотизм подводил, солдат можно было купить". На самом деле Юг ввел воинскую повинность раньше Севера, и с обеих сторон можно было добиваться освобождения от воинской повинности, а замену можно было получить за определенную цену. В том смысле, который вкладывал в это понятие Тейлор, федеральные войска были не более "наемниками", чем конфедераты, хотя их, конечно, лучше кормили, одевали и платили. Зло федеральной системы призыва, вызвавшее бунт призывников в Нью-Йорке в июле 1863 года, было зеркальным отражением зла конфедеративной системы, столь же запутанной и перекошенной в пользу обеспеченных людей. Несомненно, в войсках Ли доля "добровольцев" была выше, чем в войсках Гранта, но после первоначального всплеска энтузиазма, побудившего мужчин записываться в армию в 1861 и 1862 годах, обе стороны прибегли к призыву, пусть неэффективному, несправедливому или осуществляемому с помощью различных мер принуждения. Проблема Ли с кадрами проистекала не из нежелания принудительно призывать людей в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет, а из того факта, что северяне имели более многочисленное население, а также из высокого уровня дезертирства и "отлынивания" в его собственной армии.
Потеря и эвакуация Атланты в сентябре, а также ее частичное разрушение по приказу генерал-лейтенанта Джона Белла Худа, когда его войска оставили город (разрушение было завершено генерал-майором Шерманом после того, как он вошел в него), неизбежно произвели сильное впечатление на "высокопоставленных людей" в Ричмонде, хотя и не оказали явного влияния на решимость Ли продолжать борьбу. Полковник Тейлор, сопровождавший Ли на "конференцию" с президентом Дэвисом на следующий день после эвакуации Худом Атланты, отметил (тщательно исключив имя Ли) высказанные мнения, которые, возможно, принадлежали президенту Дэвису. Демократы, писал он, "должны иметь решительного кандидата от мира, чтобы заручиться поддержкой элемента, находящегося в оппозиции к администрации и войне. . . . Пусть они твердо придерживаются своего намерения предложить перемирие, и, возможно, это принесет нам пользу. . . . Моя идея перемирия заключается в том, что армии останутся такими, какие они есть сейчас. Ни одна из сторон не будет расформирована, и федералы не уйдут с нашей территории. . . . Мы не должны требовать того, чего было бы неразумно ожидать".
Если президент Дэвис надеялся именно на это, то его ждало жестокое разочарование. Когда демократы выдвинули Макклеллана в качестве своего кандидата в президенты, он отверг этот пункт их платформы, хотя, если бы его избрали, он почти наверняка добивался бы окончания войны путем переговоров. Но ни Линкольн, ни Грант не проявляли ни малейшего интереса к перемирию, которое позволило бы оставшейся части Конфедерации выжить в качестве отдельного государства.
Из рассказа полковника Тейлора (как правило, не склонного критиковать своего хозяина) не следует, что Ли разделял довольно осторожный оптимизм Дэвиса: впрочем, бумажная работа была тем, что Ли ненавидел больше всего, и в обязанности его штаба входило навязывать ее ему. Хотя его сын Роб был ранен, его жена Мэри к этому времени стала полным инвалидом, лишенным возможности посещать горячие источники в поисках облегчения боли, а Ричмонд и Петербург переживали ужасы все более энергичной осады, Ли никогда не терял своей уникальной способности вдохновлять войска одним простым жестом, который всегда выполнялся с совершенным спокойствием и из естественного и бескорыстного духа.
Капеллан Ли, преподобный Дж. Уильям Джонс, рассказывает, как Ли, находясь под сильным обстрелом снарядов на открытой позиции, приказал окружающим укрыться, а сам вышел на открытое место, несмотря на взрывы вокруг, чтобы подобрать с земли "неоперившегося воробья", которого сдуло с дерева, и бережно вернуть его в гнездо. Ни одному полководцу в истории не удавалось успешно сочетать лучшие качества Наполеона с духом святого Франциска Ассизского. Нет лучшей иллюстрации той особой роли, которую Ли уже успел сыграть в южной мифологии: как и у Всевышнего, его глаз был (в буквальном смысле) на воробье. Если бы эта история была связана с кем-то еще, кроме Ли, мы могли бы считать ее мифом, как историю о молодом Джордже Вашингтоне и вишневом дереве, но в случае с Ли она звучит правдиво. Его быстрый глаз и то, что полковник Лонг называет "любовью к низшим животным и глубоким чувством к беспомощным", в сочетании с полным отсутствием страха и безразличием к опасности, делают историю о воробье совершенно правдивой и помогают объяснить готовность его людей следовать за Ли куда угодно и продолжать сражаться, даже когда их положение казалось безнадежным.
Вера Ли в дело Конфедерации не оставила его равнодушным к ужасной реальности. За "рейдом" Джубала Ранно на Вашингтон, который не смог поколебать позиции Гранта в Петербурге, последовали тяжелые бои, когда Ранно отступал вверх по долине, а затем и безжалостная политика Шеридана по выжиганию земли, при которой поджигалось все - от столбов ограды до сараев и домов. Тем временем войска Шермана не только
