Можно представить себе, какую страшную резню учинили бы воины Михаила, если бы им удалось захватить город...
На берегах Волхова с большим вниманием следили за тем, что происходило в Северо-Восточной Руси и в Орде. Борьба-Твери и Москвы пагубно сказывалась на новгородской торговле, создавала обстановку тревожного ожидания. От исхода этой борьбы во многом зависело будущее не только Новгорода, но и Пскова.
Свидетельством этого пристального интереса северян к среднерусским спорам служит известная запись в книге «Апостол», сделанная во Пскове писцом по имени Диомид. Книжник указал точную дату завершения своего труда – 21 августа 1307 года. Далее следует его приписка: «Сего же лета бысть бои на Руськои земли, Михаил с Юрьем о княженье Новгородьское. При сих князех сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша в князеях которы, и веци скороти-шася человеком» (91, 137).
Этот псковский комментарий интересен уже тем, что в нем звучат выражения из «Слова о полку Игореве». Очевидно, что писец Диомид хорошо знал древнюю поэму и высоко ценил ее художественные достоинства. Однако для историка не менее интересно и другое. Псковский книжник этой записью как бы откликнулся на дошедшие до него известия о втором походе Михаила Тверского на Москву, о битве 25 августа 1307 года. Им указана и причина войны, яблоко раздора – «кня-женье Новгородьское».
Исход войны 1307 года «за новгородское княжение» (не вполне ясный из подвергнутых московской обработке летописей) однозначно определяет летописное известие о том, что в 1308 году Михаил Тверской был признан князем в Новгороде. Таковы, по-видимому, были условия мирного договора, подписанного Юрием в осажденной Москве в августе 1307 года.
Новгородцы под давлением обстоятельств приняли Михаила, но, кажется, были сильно настроены против него. Им, конечно, не нравились его властные замашки, его намерение увеличить размер ордынской дани. Кроме того, они еще помнили суровое правление его отца, который в 1270 году был по решению веча изгнан из города за самоуправство и произвол, а потом в отместку навел на город полчища татар. Только случайность – заступничество младшего брата Ярослава, князя Василия Костромского, – спасла тогда Новгород от небывалого погрома.
Не исключено, что теми же средствами, что и его отец, – угрозой татарского нашествия – воздействовал на новгородцев и Михаил. В летописи под 1307 годом мелькает загадочное сообщение: «На осень бысть Таирова рать» (25, 86). Странно, что при этом летописец не дает обычных пояснений: какие города и земли разорила эта «рать» и зачем приходила. Видимо, рать ушла без обычных трагических последствий. Она была лишь демонстрацией поддержки Ордой великого князя Михаила. Целью этой демонстрации было привести в трепет всех врагов тверского князя, и прежде всего – московских и новгородских правителей. Эта акция возымела действие: летом 1308 года Михаил торжественно въехал в Новгород, а москвичи смирились до времени со своим поражением.
Князь Юрий всегда тяжело переживал неудачи. Кипевшая в нем ярость толкала князя на безрассудство и жестокость. Чувствуя свое бессилие перед Михаилом Тверским, которого поддержало владимирское боярство и сам митрополит Максим, Юрий решил отвести душу на рязанских делах. Сбивчивые летописные известия позволяют проследить лишь общий ход событий. Зимой 1307 года был убит в Орде рязанский князь Василий Константинович. Вслед за этим татарская рать вторглась в рязанские земли и разграбила их (25, 86). В это же время и Юрий ездил в рязанские земли. Вероятно, он принимал участие в карательной экспедиции. Вернувшись в Москву, Юрий решил воспользоваться благоприятным моментом, когда хан Тохта был раздражен против рязанских князей, и устранить еще одного врага – рязанского князя Константина Романовича, захваченного в плен Даниилом Московским в 1301 годуй с тех пор томившегося в заточении. По приказу Юрия Константин был убит в московской тюрьме (31, 101).
Трагедия семьи рязанских князей потрясла уже ко всему привыкшую Русь. Дед, князь Роман Ольгович, был замучен в Орде в 1270 году за отказ исполнить языческие обряды татар; отец, князь Константин Романович, стал жертвой московских палачей; сын, князь Василий Константинович, как и его дед, был убит в Орде. Московский князь Юрий оказался таким образом в одном ряду с ордынскими палачами.
Небывалое ожесточение князей, готовых на преступление во имя власти и денег, вызвало осуждение неизвестного древнерусского книжника, создателя летописного некролога рязанскому князю-мученику Роману Ольговичу. «О, возлюблен-нии князи Русстии! не прелщайтеся суетною, и маловременною и прелестною славою света сего, еже хуждьши паучины есть, изменует бо ся в чясе временне, и яко стень мимо грядет, и яко дым изчезает, и яко сон есть вся; не принесосте убо на свет сей ничто же, ни отнести что можете, нази убо изыдосте из чрева матере своея, нази и отыщете; не обидите убо друг друга, и не лукавствуйте меж собою, и не возхищайте чюжих, и не обидите меньших сродник своих. Аггели бо их видят лице Отца вашего, иже есть на небесех. Возлюбите истинную правду, и смирение, и длъготръпение, и чистоту, и любовь и милость, да радости святых исполнитеся» (22, 149 – 150).
Эти обличения сребролюбия и тщеславия восходят к библейской книге Екклесиаста («Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понесть в руке своей» (Екклесиаст, 5, 12 – 14). Однако сквозь библейскую риторику прорывается искренняя горечь современника, свидетеля небывалого нравственного одичания русских людей в первые десятилетия чужеземного ига.
Свирепая расправа Юрия с рязанским князем возмутила и напугала даже его собственных братьев. К тому же Юрий, кажется, не хотел видеть в них самостоятельных правителей уделов, но предпочитал держать в роли своих подручников. В итоге два брата Юрия, Александр и Борис, в 1307 году бежали из Москвы в Тверь, к Михаилу Ярославичу (31, 101). Борис, плененный тверичами в 1304 году в Костроме, был отпущен Михаилом на свободу и, вероятно, питал к нему добрые чувства. Александр был следующим по старшинству за бездетным Юрием Даниловичем и потому мог претендовать на московский престол в случае внезапной кончины старшего брата или же его низложения. Однако Александру не суждено было стать московским князем. Через год или два после своего отъезда в Тверь он умер (25, 87). Где и при каких обстоятельствах это произошло – летопись не сообщает. Во всяком случае, смерть его была весьма выгодна для Юрия.
