Карл Сэндберг - Линкольн

Он вернулся в Спрингфилд и много месяцев подряд проводил бешеную, хитрую кампанию: писал письма, созывал конференции, заводил политические интриги, направленные на получение для себя или для какого-нибудь другого иллинойского вига назначения на пост комиссара Главной земельной конторы в Вашингтоне с окладом 3 тысячи долларов в год. В первых числах июня он многим писал: «Согласны ли вы с тем, чтобы я или любой другой иллинойсец получил Главную земельную контору? Если вы «за», напишите мне об этом в Вашингтон, куда я скоро приеду. Медлить нельзя».

Когда же государственный секретарь Джон М. Клейтон 10 августа 1849 года известил Линкольна, что он Назначен секретарем территории Орегон, Линкольн ответил: «Я почтительно отклоняю назначение», но добавил, что он будет весьма обязан, если эта должность будет предоставлена Симеону Френсису, редактору старейшей ведущей газеты штата.

Вернувшись в Спрингфилд, Линкольн возобновил свою адвокатскую деятельность. Чувство юмора не оставляло его, и он следовал совету, который он сам когда-то дал Спиду: когда огорчен, лучшее лекарство — работа. Он был прирожденным адвокатом и любил юриспруденцию. Линкольн изъездил 8-й округ, оставаясь в главном городе каждого графства от двух дней до двух недель. Он знакомился с людьми, с их семьями, интересовался их работой, кухнями, амбарами, полями, церквами, школами, гостиницами, пивными, вникал в религиозные убеждения.

В феврале 1850 года умер его четырехлетний сын Эдвард. Мать очень убивалась, и на Линкольна пала трудная доля утешить сломленную горем жену.

Линкольны уплатили за место в церкви; миссис Линкольн причастилась и стала членом церковной общины. Когда Линкольну предложили последовать примеру жены, он сказал, что не видит в этом необходимости.

Близкие друзья, такие, как Герндон и Матэни, видели в Линкольне некоего язычника, — ведь он заявлял, что не может понять, почему библия есть божье откровение или как это Иисус является сыном бога. Однако Линкольн внимательно читал библию от корки до корки, знал наиболее распространенные цитаты, притчи, псалмы; он часто цитировал библию в своих выступлениях перед присяжными заседателями, в речах, в письмах.

В течение 1850 года Линкольн читал в газетах и «Конгрешнл глоб» об опасных, драматически "бурных событиях политической жизни Вашингтона. Целостность Союза не раз висела на волоске, и только случайные обстоятельства спасали Союз от распада. В сенате и палате представителей раздавались угрожающие крики, люди потрясали кулаками. Сенатор из Миссисипи Фут обозвал сенатора Миссури Бентона клеветником и лжецом. Бентон двинулся на Фута, который выхватил револьвер и взвел курок. Бентон откинул борта сюртука, обнажил грудь и крикнул: «Я считаю ниже своего достоинства носить оружие. Пусть стреляет! Прочь с дороги, пусть убийца стреляет!» Сенаторы вмешались, отобрали у Фута револьвер, и дебаты возобновились.

Последним законопроектом, который вызвал наиболее яростные возражения и споры, был новый «Закон о беглых рабах»: негр, в отношении которого есть обвинение, что он беглый раб, не может быть судим с участием присяжных заседателей и не имеет права давать показания; право решать вопрос о том, является ли такой негр действительно рабом, получает федеральный чиновник, и, если он высказывается в пользу негра, чиновник получает 5 долларов, но если он решает в пользу рабовладельца, гонорар увеличивается вдвое; лица, помогающие беглому негру, подлежат штрафу и тюремному заключению.

Даниэл Вебстер 7 марта выступил с трехчасовой речью; галереи были переполнены. «Отделение?! Мирное отделение?!. Расчленение нашей огромной страны якобы без потрясений?!. Мирное отделение немыслимо!»

Президент Тейлор сказал южным вигам — Тумбсу и Стифенсу: «Если вы восстанете против Союза и мы вас захватим в плен, я вас повешу с меньшими колебаниями, чем в свое время вешал шпионов и дезертиров в Мексике». Сенатор Дуглас маневрировал, выступая против открыто выраженных угроз отделиться, и ратовал за республику от океана до океана.

Большинством в одну треть голосов был принят компромиссный законопроект. В Вашингтоне гремели пушки, пылали костры, улицы заполнили орущие демонстранты, процессии останавливались у домов Вебстера, Дугласа и других, произносились речи, записные пьяницы требовали, чтобы все патриоты в честь события напились по крайней мере до положения риз, и многие из них так и поступили. По всей стране установился своеобразный мир. Во многих семьях люди легче дышали и крепче спали, ибо угроза отделения и, возможно, войны была устранена.

В конце мая 1849 года Деннис Хэнкс сообщил Линкольну о болезни его отца Томаса Линкольна. Несколько дней спустя пришло письмо: опасность миновала, отец скоро поправится.

Когда спустя несколько месяцев пришло известие, что отец умирает, Линкольн в январе 1851 года написал своему сводному брату Джону Д. Джонстону:

«…я не могу сейчас оставить семью, так как моя жена прикована болезнью к постели… всем сердцем надеюсь, что отец выздоровеет; во всяком случае, передайте ему, чтобы он помнил, надеялся и доверился нашему великому, благому и всепрощающему Создателю, — он не отвернется от него в любом крайнем положении… С божьей помощью все мы скоро встретимся с отцом там, куда он уходит».

Отец умер 17 января 1851 года; его единственный родной сын, перегруженный судебными делами, в том числе тремя в верховном суде США, не смог приехать на похороны.

От отца Авраам Линкольн унаследовал его остроумие. Местная газета сообщила, что однажды миссис Линкольн сказала: «Томас, мы с тобой прожили вместе много лет, но ты еще ни разу не сказал мне, кто тебе больше нравился — твоя первая жена или я». Томас ответил: «О Сара, это напоминает мне старого Джона Гардина из Кентукки. У него была прекрасная пара коней; однажды сосед зашел к нему и, любуясь конями, спросил: «Джон, какой конь тебе больше нравится?» Джон сказал: «Право, не знаю. Один из них брыкается, другой кусается, и я не знаю, какой из них хуже».

Четвертого своего мальчика, родившегося в 1853 году, Линкольны назвали по деду Томасом.

Прошло одиннадцать лет совместной жизни Линкольна и Мэри Тод. Вместе они склонялись над колыбелями четырех младенцев и над могилой одного.

Муж и жена познали сильные стороны и слабости друг друга. Он был в плену привычек, и бесплодны были ее попытки их нарушить. Ему нравилось читать, лежа на ковре гостиной на спине. Это у него вошло в привычку. Он обычно садился за стол без пиджака, ел, не видя, что он ест, — взгляд и мысли были где-то далеко. Она пыталась уговорить его не открывать самому дверь на каждый звонок, так как считала, что для этого есть слуга. Но он неизменно направлялся к входным дверям без пиджака, в ковровых туфлях и интересовался, зачем пришли. Однажды две чинные дамы пришли с визитом к миссис Линкольн; он попросил гостей войти, поискал жену и протяжно сказал: «Она сойдет, как только наденет парадную сбрую».