- Ладно, сейчас разберемся, - и я попросил позвать хозяина в комнату. Он вошел испуганный и недоумевающий.
- Вы резали провода?
- Да, конечно... У меня приемник. Есть советский приказ. Я старался выполнить...
Эта несвязная речь не очень развитого человека - Таня была куда живее умом, чем ее муж, - напомнила мне о приказе, который вывешивался во всех населенных пунктах, куда входили наши части. Приказ от имени советского командования запрещал населению, в силу военной необходимости, пользоваться радиопередающими и приемными устройствами и предлагал убрать все антенны.
- Приказ был, - сказал я строго, - но при чём тут наши прохода?
- Немцы запрещали иметь радио, - растерянно бормотал мужчина. - Они ушли, я сразу же достал приемник, установил. Потом пришли ваши. Повесили приказ. Я, как узнал, что надо резать антенны, - сразу в сад. А там много проводов. Я хотел как лучше...
Таня молча, с окаменевшим лицом слушала весь этот разговор. Потом вдруг разразилась рыданиями:
- Поверьте, он не нарочно! Он, как всегда, не разобрался до конца... Он хороший, честный работник, но не очень... не очень сообразительный! Не надо его расстреливать!
- Да мы и не собираемся, - успокоил я ее. - А вот разобраться разберемся. Если он на в чем не виноват, ничего ему и не будет.
Через час Муравьев доложил:
- Разобрались, товарищ полковник. Хозяин злого умысла не имел. Запутался в огуречных плетях и пошел шуровать...
Успокоенные, мы уснули крепким, сладким сном. Рано утром Таня напоила нас в дорогу молоком.
- Как я вчера напугалась, ужас! - смущенно призналась она. - Думала, расстреляете моего мужа... А наше желание, товарищ полковник, я выполнила. Была у соседей. Все очень довольны вашими солдатами. Никого они не обижают. И свои военные дела делают очень аккуратно - огородов не топчут, деревья берегут.
Еще бы! Большинство наших бойцов сами в недалеком прошлом были колхозниками, крестьянствовали, и уважение к сельскому труду у них хранилось крепко. И каждый готов был не то чтобы разрушить что-нибудь, а, наоборот, помочь по хозяйству латышским семьям. Война вовлекла людей в неумолимый круговорот, выход из которого имелся один: победить, сохранить свой строй, свою власть, свои права. Все остальное было за гранью жизни. И они воевали как лучшие в мире солдаты. Но страшный, кровавый труд войны не приносил душевной радости русскому человеку. И, попадая на короткий постой в село, он давал выход сладкому томлению по крестьянской работе.
Мы вышли на крыльцо. Здесь собралась группа латышей
- Спасибо! Спасибо вам! - разом заговорили они. - Наконец-то избавили, нас от этих псов. Желаем вам скорой победы, военного счастья!
- Фашисты сюда не вернутся, - заверил я их. - Можете трудиться спокойно. Скоро им совсем придет конец. Видите, не с пустыми руками мы на запад идем.
По улице, поднимая пыль, проходили грозно рычавшие танки. Попрощавшись с хозяевами, мы сели в машины и поехали догонять колонну, направлявшуюся в сторону населенного пункта Кауната.
Между двух озер
К утру 22 июля дорога, по которой продвигались основные силы дивизии, привела нас в Малоховку - деревеньку, расположенную близ двух озер. Одно из них по отношению к другому было вдвое большим. Названий водоемов на карте не было. Для удобства мы окрестили их Верхним и Нижним.
Противник откатывался так поспешно, что нам не удавалось вступить с ним в соприкосновение. Несколько раз немецкая авиация пыталась бомбить наши колонны, но безуспешно. Видно, и летчики у гитлеровцев стали не те, что были в сорок первом - сорок втором годах. Опытных асов либо погребла русская земля, либо приняли лагеря военнопленных. Самолеты водила главным образом молодежь.
На привал мы остановились в негустом лиственном лесу, подступавшем к Малоховке. За стволами деревьев серебрилась вода. Это виднелась южная оконечность озера Верхнего. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, ткали на траве яркий узор. Над головой стоял птичий гомон. Где-то неподалеку трудился дятел. Доносился аппетитнейший запах тушеной баранины. Это штабной повар Блинник колдовал над завтраком. Он был почему-то мрачный как туча, молча накрывал импровизированный стол, помогая Маше - ядреной девятнадцатилетней сибирячке, блиставшей яркой и пышной крестьянской красотой. Маша у нас выполняла обязанности официантки. С Блинником у нее отношения были особые. Тридцатилетний повар робко ухаживал за своей подчиненной, не встречая, впрочем, взаимности. Но недостаток обоюдности в любви восполнялся в какой-то мере дружбой. На правах друга Блинник нередко работал за Машу, давая ей возможность отдохнуть.
Оперативная группа дружно принялась за поздний завтрак. Когда была отдана дань баранине, кто-то поинтересовался:
- Блинник, что с тобой?
- Ничего, все в порядке.
- Ну да? А не опять ли разлад с Машей?
Повар хмуро глянул на говорившего и, буркнув: "За чаем схожу", удалился. За столом прозвучал приглушенный смешок. В это время появился взволнованный Коротенко:
- Товарищ полковник! Немцы силами до дивизии отходят на запад. Сейчас они километрах в десяти северо-восточнее нас.
Завтрак был забыт. Я развернул карту. Оказывается, мы обогнали противника. Ситуация сложилась в какой-то мере знакомая. Примерно в такой же обстановке побывала 182-я стрелковая дивизия, когда она продвигалась к городу Дно. Тогда мы тоже оказались во главе наступающей армии и тоже обнаружили противника, отходившего по параллельному с нами пути. В тот раз мы отрезали неприятеля и разгромили его. Сейчас задача была такой же: не дать фашистам прорваться к Резекне, связать их боем, рассеять и уничтожить.
Дорога, по которой шли немцы, лежала через межозерное дефиле шириной от одного до двух километров. Некоторые неприятельские подразделения могли обойти Верхнее озеро с севера, отдельные имели возможность двинуться в обход Нижнего с юга. Надо было немедленно развернуть дивизию, чтобы отрезать врагу пути отступления.
- Курбатов, командиров полков ко мне!
Пока Анатолий Георгиевич выполнял приказание, я связался по радио с генералом Переверткиным и доложил ему обстановку. Он одобрил мое решение.
Первым появился командир 674-го полка Валентин Степанович Корнилов, прибывший в дивизию всего несколько дней назад. Это был молодой подполковник - сухощавый, подвижный, светловолосый. Он был заметно взволнован. Еще бы! Полк Корнилов получил сразу по окончании трехмесячных курсов. До этого он не служил на командных должностях. Сейчас его ждало первое боевое испытание на новом посту. По пути в штаб он, видно, уже успел услышать разговоры, что дело предстоят серьезное...
Подошли спокойный, сосредоточенный Павел Денисович Алексеев и улыбающийся Федор Матвеевич Зинченко. Я разъяснил офицерам задачу.
