подрывают наш авторитет.
— Ваш начальник штаба, товарищ маршал, требует, чтобы выполнялись только распоряжения СКК. Спрашивается, зачем тогда нужна наша военная комендатура? Может быть, лучше создать какой-нибудь орган при СКК, и пусть начальник штаба Союзной Контрольной Комиссии вместе с американцами и англичанами контролирует жизнь города, наводит порядок, помогает венгерскому населению?
Маршал внимательно выслушал мою длинную речь и сказал спокойно:
— Вы, значит, и меня не намерены слушаться? Вот это да!
— Разве я об этом говорил, товарищ маршал? Ваши указания как Маршала Советского Союза и председателя СКК будут неуклонно выполняться. Вопрос в том, кто отвечает за порядок в городе. Смешанный международный орган или советская военная комендатура?
Ворошилов подумал, прошелся по кабинету, потом произнес с улыбкой:
— Смотрите, а ведь комендант дело говорит. Насчет ваших взаимоотношений с СКК я подумаю. — Повернувшись к начальнику штаба, маршал добавил: — В дела коменданта больше не вмешивайтесь. У вас своя работа, а у него — своя.
Через несколько дней поступил приказ о подчинении комендатуры председателю СКК. Но еще через два месяца этот приказ был отменен, нас переподчинили командующему Центральной группой войск маршалу И. С. Коневу. Коменданта Будапешта, кроме того, назначили старшим войсковым начальником по Венгрии.
В дальнейшем никаких недоразумений с Союзной Контрольной Комиссией у нас не было. Начальник штаба СКК генерал-майор Иван Иванович Левушкин проявил принципиальность: поняв нашу правоту, он не обиделся за критику и впоследствии работал рука об руку с комендатурой, не вмешиваясь в наши функции. Когда Левушкин уехал из Будапешта к новому месту службы, обязанности начальника штаба возложили на генерал-майора Анатолия Николаевича Кондратова, занимавшего до этого пост начальника военного отдела СКК. С ним мы тоже работали без всяких трений.
В тот период мне часто приходилось встречаться с Ворошиловым. Бывал я у него на обедах. Там, как правило, присутствовали ближайшие помощники маршала: заместитель председателя СКК генерал-лейтенант М. М. Стахурский, а затем сменивший его генерал-лейтенант В. П. Свиридов, порученец маршала генерал-майор Л. А. Щербаков и другие лица. Частыми гостями были политический советник СКК, посланник Георгий Максимович Пушкин и его ближайший помощник Бела Янович Гейгер.
За обедом маршал подробно расспрашивал о событиях в городе, и я сообщал ему все новости. Иногда он сам вспоминал какой-нибудь факт, не имевший прямого отношения к работе комендатуры. Я говорил, что такими вопросами комендант не занимается.
— Все равно, вы должны знать все, — упрекал Ворошилов.
Маршал частенько интересовался делами, которыми занималась наша комендатура. Вспоминается такой пример. В Будапеште в тот период было хаотичным движение транспорта и пешеходов. Меня уверяли, что здесь всегда переходили улицы где вздумается, без ограничений. Пока в городе насчитывалось немного машин, мы мирились с подобным положением. Но движение усиливалось с каждым днем. Возросло количество авто — и гужевого транспорта, появились тысячи велосипедов с прицепными тележками, мотоциклы, ручные коляски, приспособленные для перевозки грузов.
Все эти средства передвижения имели разную скорость. Машины рвались вперед, тележки и коляски задерживались, образуя заторы на перекрестках, среди них лавировали пешеходы. Количество несчастных случаев с каждым днем увеличивалось.
Я решил посоветоваться с Ворошиловым.
— Да, ездить по улицам опасно, — согласился он и порекомендовал выработать определенные правила, узаконив их приказом по городу. В частности, оградить тротуары на перекрестках.
— Только сначала покажите этот приказ мне, — предупредил маршал.
На совещании с бургомистром столицы и бургомистрами пригородов Будапешта и их советниками я предложил огородить часть тротуаров.
Меня убедили в нецелесообразности такого мероприятия. Сообща мы подготовили приказ, регулирующий движение пешеходов и транспорта.
На следующий день я явился с этим документом к Ворошилову. Он внимательно ознакомился с приказом и спросил:
— Почему вы решили пустить тележки и весь ручной транспорт по боковым улицам? Кто, по-вашему, возит эти тележки? Буржуазия?
— Трудовой народ, товарищ маршал.
— А как вы думаете, доволен ли будет народ, что нашелся такой умный советский генерал, который заставил его ездить по закоулкам, в несколько раз дальше и по плохой дороге? Раньше ведь никто не запрещал ездить по хорошим улицам! Приказ этот в таком виде неприемлем.
Сошлись на том, чтобы убрать с центральных улиц только грузовые машины и гужевой транспорт.
Вообще машины доставляли нам немало хлопот, особенно американские. Они носились с недозволенной скоростью, часто сбивали мирных жителей.
«Машина марки «Шевроле» № 16–209, принадлежащая американской миссии, — докладывал мне комендант 1-го района майор Меркулов, — наскочила 18 декабря 1945 года на венгерскую повозку. Лошадь и ездовой ранены, повозка разбита».
Множество подобных жалоб поступало и в СКК. Контрольная Комиссия пересылала их нам, а мы внимательно рассматривали такие заявления, стремясь наказать виновных и помочь пострадавшим...
С некоторыми работниками СКК я встречался не только по делам службы, но и в домашней обстановке. Добрая память осталась у меня о начальнике административного отдела генерал-майоре Александре Михайловиче Белянове. Всегда подтянутый, скупой на слова, он казался очень строгим. А на деле — отзывчивый, приветливый человек, любивший к тому же и пошутить.
Белянову поручали разбирать многие сложные вопросы. И надо сказать, он был всегда очень принципиален, смело говорил в глаза правду.
Большим уважением работников СКК и комендатуры пользовался Борис Павлович Одинцов-Осокин, непосредственно связанный по работе с Ворошиловым, замечательный коммунист, тактичный, эрудированный человек. В дружеской форме не раз сообщал он мне о тех или иных упущениях наших сотрудников, подсказывал, что надо сделать, чтобы исправить положение.
В свое время Одинцов окончил военную академию, имел звание полковника, выполнял ответственные задания Генерального штаба. Он так хорошо разбирался в обстановке, так досконально знал порядки и обычаи венгров, что практически ни одно важное дело не проходило без его участия.
И вдруг совершенно неожиданно Одинцова взяли под стражу и увезли в Москву. Ворошилов промолчал. Арест Бориса Павловича произвел тяжелое впечатление. Все, кто хорошо знали его, были уверены, что человек пострадал понапрасну.
Впоследствии выяснилось, что Одинцов погиб по вине негодяя Берия и его подручных. После разоблачения этой гнусной шайки имя Бориса Павловича Одинцова полностью реабилитировали.
С семьей Одинцовых связано еще одно воспоминание. У меня было твердое правило: никогда и никого не принимать дома по служебным делам. И вот летом 1945 года ко мне на квартиру во время обеда явился майор интендантской службы и начал буквально ломиться в дверь, не обращая внимания на адъютанта. Услышав шум, я вышел в коридор:
— В чем дело?
— Товарищ генерал, я имею
