Карьера Каллас продвигалась. Итальянское оперное общество приняло ее, и она решила сделать Италию своим домом, местом, где она наконец была нужна и желанна. В течение этого времени ее постоянно осыпал знаками внимания и восхищения итальянский промышленник, которого угораздило быть еще и фанатиком оперы – итальянский миллионер Джиованни Батиста Менеджини. Он был бакалавром и был на двадцать семь лет старше нее. Всегда порывистая, Каллас вышла замуж за Батисту меньше чем через год после знакомства – 21 апреля 1949 года. Он был ее менеджером, руководителем и компаньоном в течение следующих десяти лет.
Каллас уже приняла обязательство выступать в Буэнос-Айресе, в Аргентине, в течение 1949 года и оставила своего новоиспеченного мужа через день после бракосочетания, чтобы закончить трехмесячное выступление в «Театро Колон». Затем она открыла сезон «Нормой» в Мехико в 1950 году. Каллас была одинока в этой стране третьего мира, где она испытывала острую нехватку близких родственных или дружеских отношений. Одиночество и неустроенность достигли апогея, и она все время ела для достижения психологического комфорта. В начале 50-х Каллас стала очень массивной, и ее вес начинал становиться препятствием для сценической карьеры. Ипохондрия не знала никаких границ. Ее письма были заполнены заверениями в одиночестве и страхе. Она была постоянно больна и ежедневно писала мужу: "Я должна признаться, что я заболела в этой проклятой Мексике с момента приезда. Я не чувствовала себя хорошо ни единого дня. " И позже: «Я побила собственный рекорд – 8. 30 утра, а я все еще не могу заснуть. Я думаю, что скоро сойду с ума здесь, в Мексике.»
Каллас была раздражительна, угрюма и постоянно больна фактически в каждом городе, где она пела. Она была всегда своим самым строгим критиком, требуя совершенствования, что приводило к борьбе со всеми директорами опер и с большинством актеров, с которыми она работала. Каллас дебютировала в «Ла Скала», спев «Аиду» в 1950-м. Именно здесь она была наконец признана бесспорным талантом. Каллас была печально известна как певица, игнорирующая традиционные шаги по лестнице успеха. Мария бессознательно решила, что она лучшая и должна начинать с самой вершины, что раздражало женщин, которым приходилось годами бороться за свои шанс, и все для того, чтобы их обошла молодая дебютантка. Позиция Каллас была такова: «Или у вас есть голос, или у вас его нет, и если у вас он есть, вы сразу начинаете петь ведущие партии.» Она официально была принята в труппу «Л а Скала» к открытию сезона 1951-го года в этом великом театре. Это побудило журнал "Life? дать ей самую высокую оценку, какую только можно дать оперной звезде: «Ее особое величие было достигнуто в давно забытых, музейных произведениях, которые были вынуты из нафталина только потому, что наконец-то нашлось сопрано, которое может это спеть.» И Говард Таубмэн из «New York Times» заявил, что она вернула прежний блеск титулу примадонны.
К 1952 году вокальный гений Каллас достиг пика. Она пела «Норму» в Королевской Опере «Ковент Гарден» в Лондоне. Как раз в это время пресса начала издеваться над ее огромными размерами и весом. Некий критик написал, что у нее ноги, как у слона. Она была потрясена и немедленно села на строгую диету и потеряла сотню фунтов за восемнадцать месяцев. Ее муж рассказывал по секрету, что она заразила себя глистами, чтобы стимулировать потерю веса. Это подействовало. Рудольф Бинг пригласил ее на три представления «Травиаты» в «Метрополитен-Опера» в сезоне 1952/1953 г. Она отказалась, потому что у ее мужа не было визы. Это обозлило Бинга и положило начало десятилетней вражде с человеком, которого вряд ли Каллас стоило иметь в качестве врага. Эта конфронтация задержала ее дебют в Америке вплоть до представления «Нормы» в Чикаго 1 ноября 1954 года. Каллас мгновенно стала сенсацией. Бинг признал себя побежденным в отношениях с этой непостоянной звездой v, немедленно начал переговоры о ее выступлении в «Метрополитен-Опера» Каллас впервые спела Медею в «Л а Скала» в 1953 году, и ее трепетное исполнение принесло этой относительно мало известной опере огромный успех. Дирижировал Леонард Бернстайн, и он был восхищен ее талантом. Относительно ее исполнения он сказал: «Публика была без ума. Каллас? Она была чистое электричество.» Бернстайн на всю жизнь стал другом и сторонником Каллас. Бинг подписал с Марией контракт о ее дебюте в Нью-Йорке в «Норме» на открытии сезона 1956/1957 г. Каллас была блестяща, но это заключалось прежде всего не в ее голосе или игре, а в ее стиле. Бернстайн сказал о ней:
«Она была не большая актриса, а великолепная индивидуальность.» Драматическое чутье Каллас и ее искрометный сценический талант отличали ее, помогали ей менять мир оперы. Ее менеджер студии звукозаписи Джеймс Хинтон подчеркивает сценическую жизненность Марии:
«Те, кто слышал ее только в записи.., не могут вообразить общую театральную жизненность ее натуры. Как певица она очень индивидуальна, и голос ее так необычен по качеству звучания, что легко понять, что не всякое ухо может услышать это.» («Современная биография», 1956) Каллас часто говорила: «Я помешана на совершенствовании» и «Я не люблю среднего пути». «Все или ничего» было ее девизом. Каллас всю жизнь была трудоголиком и имела обыкновение говорить: «Я работаю, поэтому я существую». Ее приступы депрессии усиливались попытками похудеть и переутомлением, вызванными нервным напряжением и ее этикой, заставлявшей работать на износ. Она непрерывно искала средства от болезни и нервного истощения. Доктор Коппа уверял ее: «Вы здоровы. У вас нет никаких отклонений, следовательно, вы не нуждаетесь в лечении. Если вы больны, то это связано с вашей головой.»
Постоянные приступы болезни вынуждали Каллас отменять многие представления. Ее восторженная, но непостоянная публика упрекала ее за подобные отмены. Британская пресса осудила «очередную забастовку Каллас» в середине пятидесятых, когда она была обманута администрацией «Ла Скала» (было объявлено, что она больна, в то время, как она пыталась исправить ошибку в программе, допущенную производственной компанией). Затем она была замешана в скандале в «Ла Скала», когда оставила сцену после первого акта из-за болезни, в то время как в зале находился президент Италии. Это привело к судебным процессам и проявлениям недовольства со стороны деятелей итальянской сцены. Годами позже Каллас реабилитировали, но ее репутация была испорчена.
Как постоянная шумиха, так и законные действия ожесточили Каллас. Она была действительно эмоционально очень чувствительной женщиной-ребенком, на чем основывались многие ее профессиональные проблемы. Именно во время этих деловых кризисов она в первый раз решила поставить личную жизнь выше искусства. Она отменила выступление в опере Сан-Франциско 17 сентября 1958 года по болезни. Директор Курт Адлер был разъярен и подал жалобу в Американскую гильдию музыкальных артистов, которая позже объявила ей выговор на судебном заседании. Эти постоянные сражения только укрепляли ее репутацию взбалмошной артистки, которая подобно Норме была в постоянных конфликтах между своими священными клятвами и страстным желанием любви и поклонения. Каллас говорила:
