Географическое положение Трои, пожалуй, объясняет воспетую Гомером жестокую десятилетнюю борьбу ахейцев с гораздо большим вероятием, чем легенда о похищении спартанской царицы Елены троянским царевичем Парисом. Но Шлиман искал не причин Троянской войны, он приехал в Троаду не проверять и критиковать Гомера, а подтверждать и доказывать.
Шлиман искал развалины Трои.
На этом пути он, впрочем, не был первым.
В 1588 году Пьетро Белони издал описание своей поездки по Греции, Азии, Иудее и Египту. Говоря о Трое, он локализировал ее на том месте, где Александр Македонский построил новый город, названный Александрией Троадской, поблизости от возникшего впоследствии, во времена римского владычества, города Нового Илиона. Но никаких доказательств, кроме свидетельств древних авторов, у Белони, по существу, не было: к XVI веку даже от Нового Илиона на поверхности 4 земли осталось лишь несколько камней.
Скептический XVIII век потребовал доказательств и разумных доводов. Ученый француз Лешевалье, в 1785–1786 годах посетивший Малую Азию, выпустил ученый труд, озаглавленный «Путешествие в Троаду, или Картина местоположения Трои в ее современном состоянии». Книга имела успех, выдержала несколько изданий, была переведена на иностранные языки. Лешевалье, остроумно комбинируя данные топографии Троады, указания Гомера и свидетельства других древних авторов, пришел к убеждению, что гомеровская Троя лежит южней Нового Илиона, на берегу речки Мендересу (которая считалась гомеровским Скамандром), — там, где теперь расположилась турецкая деревушка Бунарбаши.
Теория Лешевалье была принята и признана ученым миром и много раз повторена в сочинениях различных путешественников — и ученых и дилетантов. Даже будущий фельдмаршал Мольтке, в 1835–1839 годах выполнявший в Турции обязанности прусского дипломатического шпиона, заявил авторитетно, что с военной точки зрения трудно отыскать более удобное место для сооружения неприступной крепости.
Наконец, лет за пять до Шлимана в Троаде побывал австрийский консул в Дарданеллах археолог-любитель Ган. Покопавшись в земле и ничего не найдя, он пришел к выводу, что Троя вообще никогда не существовала, но Гомер, описывая ее, «имел перед глазами окрестности Бунарбаши».
Вывод Гана полностью соответствовал общему мнению о вымышленности «Илиады», убежденно основанному на вольфолахманской критике Гомера. Характерно, что при большом интересе историков и филологов к гомеровскому эпосу[53] ученый мир с удовлетворением принял «успокаивающие» соображения Гана.
Но для Шлимана теория о вымышленности Трои была почти личным оскорблением.
* * *
Из Микен Шлиман поехал в Афины. Там он случайно встретился со своим бывшим учителем Феоклитом Вибосом. Молодой грек за эти десять лет успел сделать карьеру. Окончив духовную академию в Петербурге, он вернулся в Афины и уже был архиепископом Мантинеи и Кинурии. Кроме того, он преподавал в университете. Но это был все тот же Вибос — обходительный, необидчивый и готовый к услугам. Шлиман с удовольствием встречался с ним в течение недели, проведенной в Афинах.
Долго здесь задерживаться не имело смысла: Афины были чужды гомеровскому миру, город был моложе «Илиады», стало быть, неинтересен Шлиману.
Пароход доставил Шлимана в Константинополь, затем другой пароход — в Дарданеллы, дрянной городишко на берегу пролива. Порядочной лошади в городе не было. Шлиман купил «Россинанта» без седла и уздечки, постелил на ее костлявую спину коврик и в сопровождении местного грека отправился в Бунарбаши.
Невысокие холмы, жалкая растительность, болота, издающие невыносимую вонь, худосочные ручейки, разливающиеся по зарослям осоки, — вот что такое Троада. Миллионы лягушек неумолчно орут в болотах, аисты сотнями летают вокруг, высматривая лягушку пожирней. Кроме лягушек, в Троадских болотах водятся и ядовитые змеи.
Но Шлиману казалось, что он в раю. Каждый кустик здесь был священ, каждый холм помнил подвиги Ахиллеса, в каждом ручье поили коней «пышнопоножные» ратоборцы-ахейцы.
Изящные рисунки Флаксмана, в таком строгом и вместе с тем поэтическом стиле иллюстрировавшего Гомера, стояли перед глазами Шлимана. Воображение заслоняло видимый непривлекательный пейзаж, заслоняло землю, в которой нужно было искать остатки Трои.
И все-таки он нашел.
Много ахеянок есть и в Гелладе, и в счастливой Ффии,
Дщерей ахейских вельмож, и градов, и земель властелинов:
Сердцу любую из них назову я супругою милой.
«Илиада». IX, 395–397.
В 1869 году одновременно в Париже и Лейпциге вышла книга, вызвавшая в ученом мире взрыв возмущенных насмешек. Все в ней возбуждало предупреждение, начиная с еретических утверждений, наполнявших каждую ее страницу, и кончая отсутствием ученого звания перед именем автора. Книга называлась: «Итака, Пелопоннес и Троя. Археологические исследования Генриха Шлимана».
Это был дневник путешествия, обильно наполненный различными учеными отступлениями и ссылками. Автор взял на себя задачу опровергнуть едва ли не все данные древнегреческой археологии. Он писал о Гомере, как о не подлежащем сомнению историческом лице. Каждая строчка Гомера была для него истиной. Казалось, он сам готов приносить жертвы древнегреческим богам: явные языческие легенды были для него действительностью, и без малейшего колебания он писал такие, Например, смехотворные вещи:
«Циклопы, несомненно, обитали на южном побережье Сицилии. Действительно, на берегу моря, возле Катании, можно видеть огромный грот и возле входа в него — мощный обломок скалы тех же размеров, что и отверстие. Неподалеку в море возвышаются две скалы. Это, конечно (!), грот, — где жил Полифем, обломок скалы, которым он заваливал вход в свое жилище, и две скалы, которые он вырвал и швырнул в ту сторону, откуда донесся до него голос Одиссея («Одиссея», IX)».
Наивней и легковерней нельзя было быть. Между тем автор самоуверенно брался определять топографию упомянутых у Гомера островов и городов, доказывал, что все предыдущие ученые неправильно толковали Павсания и, наконец, что никаких развалин Трои возле Бунарбаши нет и быть не может.
По мнению автора, топография Бунарбаши не совпадает с указаниями Гомера. Прежде всего эта возвышенность слишком удалена от моря. Можно рассчитать, сколько времени понадобилось описанному в «Илиаде» гонцу, чтобы добежать от стен Трои до расположенного на берегу лагеря ахеян. Очевидно, за это время нельзя было пробежать больше четырех с половиной — пяти километров, а Бунарбаши гораздо дальше от берега.
