Песня самолёта – истребителя
Ю. ЛюбимовуЯ – «ЯК», истребитель, – мотор мой звенит,
Небо – моя обитель, —
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он – истребитель.
В этом бою мною «юнкерс» сбит —
Я сделал с ним, что хотел, —
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел!
Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал, —
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет – в штопор!
Из бомбардировщика бомба несёт
Смерть аэродрому, —
А кажется – стабилизатор поёт:
«Мир вашему дому!»
Вот сзади заходит ко мне «мессершмитт», —
Уйду – я устал от ран!..
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, решил – на таран!
Что делает он?! Вот сейчас будет взрыв!..
Но мне не гореть на песке, —
Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу из пике!
Я – главный, а сзади… Ну, чтоб я сгорел! —
Где же он, мой ведомый?
Вот он задымился, кивнул – и запел:
«Мир вашему дому!»
И тот, который в моём черепке,
Остался один – и влип, —
Меня в заблужденье он ввёл – и в пике
Прямо из мёртвой петли.
Он рвёт на себя – и нагрузки вдвойне, —
Эх, тоже мне – лётчик ас!..
Но снова приходится слушаться мне, —
Но это – в последний раз!
Я больше не буду покорным – клянусь! —
Уж лучше лежать на земле…
Но что ж он не слышит, как бесится пульс:
Бензин – моя кровь – на нуле!
Терпенью машины бывает предел,
И время его истекло, —
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит! Наконец – то лечу налегке,
Последние силы жгу… Но что это, что?!
Я– в глубоком пике, —
И выйти никак не могу!
Досадно, что сам я немного успел, —
Но пусть повезёт другому!
Выходит, и я напоследок спел:
«Мир вашему дому!»
Ярким примером таланта проникновения Душой в суть вещей и явлений также могут служить произведения Высоцкого о Земле. Так мог говорить только человек планетарного масштаба, для которого не существует ни времени, ни пространства. Он живёт как бы вне мира и всё видит со стороны, в очень высоких вибрациях чувств и энергий. Именно поэтому всё, что он творит, и живёт в вечности.
Кто сказал: «Всё сгорело дотла,Больше в землю не бросите семя!»?Кто сказал, что Земля умерла?Нет, она затаилась на время! Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки – как раны зияют.
Обнажённые нервы Земли
Неземное страдание знают.
Она вынесет всё, переждёт, —
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поёт,
Что она замолчала навеки?!
Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля – это наша душа, —
Сапогами не вытоптать душу!
Кто поверил, что Землю сожгли?!
Нет, она затаилась на время…
* * *
Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно – видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один – туда, куда толпа.
И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идёт по замкнутому кругу —
И круг велик, и сбит ориентир.
Течёт под дождь попавшая палитра,
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.
Ничье безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервёт.
Но есть ли это – вечное движенье,
Тот самый бесконечный путь вперёд?
* * *
Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, – там жизнь проходит,
А там, где нет меня, – идёт!
А дальше – больше, каждый день я
Стал слышать злые голоса: —
Где ты – там только наважденье,
Где нет тебя – всё чудеса!
Ты только ждёшь и догоняешь,
Врёшь и боишься не успеть,
Смеёшься меньше ты и, знаешь,
Ты стал разучиваться петь!
Как дым, твои ресурсы тают,
И сам швыряешь всё подряд.
Зачем? Где ты – там не летают,
А там, где нет тебя, – парят.
Я верю крику, вою, лаю,
Но все-таки, друзей любя,
Дразнить врагов я не кончаю,
С собой в побеге от себя.
Живу, не ожидая чуда,
Но пухнут жилы от стыда —
Я каждый раз хочу отсюда
Сбежать куда – нибудь туда.
Хоть все пропой, протарабань я,
Хоть всем хоть голым покажись,
Пустое всё: здесь – прозябанье,
А где-то там – такая жизнь!
Фартило мне, Земля вертелась,
И, взявши пары три белья,
Я шасть – и там! Но вмиг хотелось
Назад, откуда прибыл я.
Посвящается первому космонавту Ю. Гагарину
Я затаился и затих, и замер,
Мне показалось: я вернулся вдруг
В бездушье безвоздушных барокамер
И в замкнутые петли центрифуг.
Сейчас я стану недвижим и грузен
И погружён в молчанье, а пока
Горн и меха земных газетных кузен
Раздуют это дело на века.
Хлестнула память мне кнутом по нервам,
В ней каждый образ был неповторим:
Вот мой дублёр, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.
Пока что на него не тратят шрифта:
Запас заглавных букв – на одного.
Мы с ним вдвоём прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него.
Вот – тот, который прочертил орбиту,
При мне его в лицо не знал никто.
Всё мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето.
И, словно из-за дымовой завесы,
Друзей явились лица и семьи:
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.
Их – всех, с кем вёл я доброе соседство, —
Свидетелями выведут на суд.
Обычное моё босое детство
Оденут и в скрижали занесут.
Чудное слово «Пуск!» – подобье вопля —
Возникло и нависло надо мной.
Недобро, глухо заворчали сопла
И сплюнули расплавленной слюной.
И вихрем чувств пожар души задуло,
И я не смел или забыл дышать.
Планета напоследок притянула,
Прижала, не желая отпускать.
Она вцепилась удесятерённо,
Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивлённо
Взглянул на левый, веком не прикрыт.
Мне рот заткнул – не помню, – крик ли, кляп ли,
Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала всё топливо до капли
И отвалилась первая ступень.
Там, подо мной, сирены голосили,
Не знаю – хороня или храня.
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.
Приборы на земле угомонились,
Вновь чередом своим пошла весна.
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки, – тишина.
Эксперимент вошёл в другую фазу.
Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу —
И получил команду отдыхать.
И неуютно сделалось в эфире,
Но Левитан ворвался в тесный зал —
Он отчеканил громко: «Первый в мире!»
Он про меня хорошее сказал.
Я шлем скафандра положил на локоть,
Изрёк про самочувствие своё…
Пришла такая приторная лёгкость,
Что даже затошнило от неё.
Шнур микрофона, словно в петлю, свился,
Стучали в рёбра лёгкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился —
Оно застряло в горле у меня.
Я отдал рапорт весело, на совесть,
Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость,
Я вешу нуль, так мало – ничего!
Но я не ведал в этот час полёта,
Шутя над невесомостью чудной,
Что от неё кровавой будет рвота
И костный кальций вымоет с мочой.
Ещё древние греки предполагали, что Вселенная – не только бесконечное пространство, но и разумное вещество, которое является информационным полем, где содержится информация о всей её истории. И мировая наука сегодня подтверждает, что Вселенная – это разумный океан планет, где космический разум отражает все мысли человека вне зависимости, когда и где он жил.
