Вечером 27 марта осциллограф над его кроватью, при помощи которого снималась электрокардиограмма, показал некоторое улучшение в работе сердца. Джон зашел к отцу пожелать спокойной ночи и сказал, что кардиограмма стала немного лучше. Эйзенхауэр вздрогнул — он хотел окончательного облегчения. Джон тоже вздрогнул, взглянув на своего отца; позднее он писал, что его вид "привел к мысли, что надо постараться никогда не попадать в госпиталь, где моя жизнь может быть искусственно продлена".
Эйзенхауэр всю свою жизнь был человеком необычайно энергичным. Он нес огромный груз, на самом высоком уровне принимая решения и отдавая приказания. Эта ноша была тяжелее и длилась дольше, чем у любого другого лидера свободного мира. Ни к кому — ни к Рузвельту, ни к Черчиллю, ни к де Голлю — не предъявлялись такие требования, как к нему. Ежедневно в течение двух десятков лет он должен был выносить суждения, принимать решения, отдавать приказания. Этот процесс часто выматывал его до изнеможения. Но он всегда был готов к работе после чуда — ночного сна солдата.
Теперь же он устал, устал больше, чем когда-либо прежде. Никакой сон, каким бы долгим он ни был, уже не мог восстановить его силы. Наступила предельная усталость.
Он был человеком, рожденным, чтобы командовать. Даже у порога смерти он все еще был главным. В пятницу утром 28 марта Джон, Дэвид, Мейми, врачи и сестры собрались в его спальне. Эйзенхауэр посмотрел на них и резко скомандовал: "Опустите занавеси". Свет слепил ему глаза. Занавеси опустили, и в комнате стало совсем темно.
"Поднимите меня", — сказал Эйзенхауэр, обращаясь к Джону и одному из врачей. Они подложили подушки под спину, по одной — под каждую руку, и приподняли его, как им казалось, достаточно высоко. Он посмотрел по сторонам. "Двое сильных мужчин, — проворчал он, — выше!" Они приподняли его повыше.
Мейми взяла его за руку. Дэвид и Джон стояли неподвижно по углам кровати. Электрокардиограмма была неустойчивой.
Эйзенхауэр посмотрел на Джона и тихо сказал: "Я хочу идти, Боже, прими меня"*41. Он был готов идти домой, назад в Абилин, назад в сердце Америки, откуда пришел. Его большое сердце перестало биться.
Его место в истории было закреплено за ним 6 июня 1944 года, когда на пляжи Нормандии опустилась ночь. Сотни тысяч, миллионы мужчин и женщин внесли свой вклад в дело, которым он руководил. 200 000 солдат, моряков и летчиков участвовали в операции дня "Д", но сама эта операция навсегда будет связана с именем одного человека — с Дуайтом Эйзенхауэром, и это справедливо. С самого начала до завершения операции он был центральной фигурой в ее планировании, а также в подготовке участников, проведении обманных мероприятий и организации самой большой в истории воздушной и морской армады. В решающий момент он был главнокомандующим, который один взвешивал все факторы, рассматривал все альтернативы, выслушивал противоречивые мнения своих подчиненных и затем принимал решение — правильное решение.
Его место в истории как политика и государственного деятеля более относительно. Его следует оценивать в сравнении с другими президентами, и это означает, что никакая оценка не может быть действительно справедливой, потому что у него не было тех возможностей, которые были у других президентов, и он не сталкивался с теми проблемами, с которыми сталкивались они. (Как генерал он, конечно, имел возможности, которыми другие не располагали.) Мы не знаем, каким великим лидером он мог бы быть, потому что он управлял страной в такое время, которое требовало, по крайней мере он сам так считал, двигаться вперед умеренно, придерживаться среднего курса, избегать призывов к своим согражданам напрячь все силы ради национальных интересов.
Ему не приходилось бросать вызов, с чем сталкивались Вашингтон, Линкольн или Франклин Рузвельт. Как он реагировал бы на Гражданскую войну, или Депрессию, или на мировую войну*, мы можем лишь предполагать. Но мы точно знаем, что он вел свою страну через опасное десятилетие, заботясь о ее благополучии и безопасности.
[* Имеется в виду первая мировая война.]
После того как Эйзенхауэр оставил пост президента, судя по опросу, проведенному среди профессоров истории различных американских университетов, в президентском списке он занимал место, близкое к последнему. Но в начале 80-х годов, по данным нового опроса, он уже переместился на девятое место. Вполне вероятно, что его репутация будет повышаться и вскоре он может занять место рядом с Вильсоном и Рузвельтами как один из четырех действительно великих президентов XX столетия.
Один из показателей величия президента — те изменения, которые он осуществляет и которые остаются навсегда, влияя на жизнь каждого гражданина страны. Теодора Рузвельта будут помнить за его программу консервации*, Вудро Вильсона — за то, что он создал Федеральную резервную систему, Франклина Рузвельта — за его Закон о социальном страховании; что же касается Эйзенхауэра, то память о нем ассоциируется с программой строительства шоссейных дорог между штатами. Конечно, каждый из них сделал значительно больше. Но приведенные выше примеры нововведений, единственные в своем роде, всегда будут стоять рядом с именами президентов.
[* Программа рационального использования природных ресурсов и создания заповедников.]
Чтобы оценить деятельность Эйзенхауэра как президента, необходимы некоторые сравнения. После Эндрю Джексона только пять человек занимали Белый дом в течение восьми или более лет подряд: Грант, Вильсон, Франклин Рузвельт, Эйзенхауэр и Рональд Рейган. Из них только двое — Грант и Эйзенхауэр — были фигурами, имевшими мировую известность до того, как стали президентами. И только трое — Эйзенхауэр, Рузвельт и Рейган — стали более популярными после ухода с поста президента, а не когда заняли его.
Эйзенхауэр уникален и еще в одном отношении. В отличие от своих предшественников и преемников-демократов Эйзенхауэр сохранил мир; в отличие от преемников-республиканцев он сохранял бюджет сбалансированным и остановил инфляцию.
Эйзенхауэр дал стране восемь лет мира и процветания. Ни один другой президент в XX столетии не может претендовать на такой итог. Нет ничего удивительного в том, что миллионы американцев считают, что для Америки было большим счастьем иметь такого президента.
Можно соглашаться или не соглашаться с его решениями, такими, как важность держать бюджет сбалансированным, медленное продвижение по пути реформ во взаимоотношениях между расами, признание тупиковой ситуации в Корее и заключение мира. Однако не может быть сомнения в том, что он был эффективным лидером, вызывавшим воодушевление, служившим примером того, как надо осуществлять руководство.
