— Пока что пролетарии в большинстве своем невежественны и полны суеверий. Дайте им право голоса на выборах, и они выберут монахов и кюре, к которым бегают исповедоваться.
— Нам снижают заработную плату с тех пор, как женщины пришли на заводы. Они превратились в конкурентов мужчин, а работать так, как мы, никогда не смогут, — пожаловался один из немецких ткачей.
Клара с места пыталась возражать против опасного заблуждения некоторых социалистов в вопросе о женских правах.
— Без женщин-соратниц и нам, мужчинам, не сбросить своих цепей, — раздался голос Бебеля.
Клару поддержали также Лафарг, Гед, Либкнехт и другие марксисты.
Делегаты профсоюзов Нью-Йорка говорили, что в Соединенных Штатах монополии и тресты в промышленности и в сельском хозяйстве достигли вершины грабительской системы XIX века
Американские делегаты напомнили конгрессу о чикагской трагедии в мае 1886 года и ее героических жертвах
С обычной гипнотической силой выступил Гед. Он был еще более худ, чем всегда. Хроническая болезнь подтачивала его. Гед напоминал средневекового проповедника, готового взойти на костер за истину, которую провозглашал. Как всегда, Гед овладел всей аудиторией, и его высокий, скрипящий голос был слышен повсюду.
— Я верю — придет новая Коммуна. Ошибки первой не повторятся Новая Коммуна победит! — сказал он под аплодисменты.
Победа Социалистического конгресса означала крах съезда реформистов Они поняли, что симпатии передовых рабочих на стороне марксистов. Не имея общей программы, эти люди, искавшие возможности предотвратить социальные бои и сговориться с господствующими классами, принялись поспешно искать путей к сердцам разочаровавшихся в них пролетариев. Реформисты вынуждены были объявить, что согласны с тем, чтобы в будущем средства производства стали общественной собственностью. Но они оговорились, что борьба за улучшение положения рабочих не должна считаться подготовкой к революции. Только мирными средствами хотели они получить реформы, и усиление рабочих и социалистических союзов казалось им прочной основой для сотрудничества с капиталистами.
— Мы добьемся желаемого в переговорах с буржуазией. Главное — взаимная терпимость и умение ждать. Со временем буржуазное общество обязательно погибнет само собой, изживет себя, а пока надо исходить из возможного и не рисковать напрасно.
Анархистов на конгрессе было очень мало, но они до конца его работы вносили беспорядок, стараясь подчеркнуть свою вражду к марксизму. Главное, чего они требовали, жаждали, — это разрушения любыми средствами государства и введения анархии — матери порядка.
В последний день заседания конгресса, 20 июля, анархисты попытались сорвать работу и, вооружившись стульями, бросились на марксистов. С позором они были изгнаны из зала, как несносные уличные скандалисты. Затем конгресс единодушно принял резолюции.
«Война — печальный продукт современных экономических отношений, — значилось в разделе о ликвидации постоянных армий и всеобщем вооружении народа. — Мир — первое и необходимое условие всякой эмансипации рабочих».
Решено было в ближайшем будущем собрать следующий международный съезд. Так зародился новый, II Интернационал.
Когда повестка дня конгресса была исчерпана, один из делегатов французской федерации синдикатов прочел проект резолюции о манифестации в честь мирового единства пролетариата в день памятной даты событий в Чикаго—1 мая. Рабочие во всех странах должны были собираться в этот весенний день и предъявлять властям требование о 8-часовом рабочем дне и других изменениях в Законодательстве о труде, принятых на Парижском конгрессе. Так был утвержден праздник рабочей солидарности.
«Это самое лучшее достижение нашего конгресса», — писал о 1 мая Энгельс дочери Маркса Лауре.
Поль Лафарг, сообщавший ежедневно Энгельсу обо всем происходящем в Париже, писал ему, не скрывая своей радости:
«Поссибилисты совершенно деморализованы, на последнем заседании их конгресса присутствовало, включая делегатов, всего 58 человек».
Степень удачи любого революционного начинания всегда, как точный барометр, отмечала полиция. Успехи марксистов вызвали тревогу среди реакционеров.
«Марксистский конгресс, — сообщало прусское Бюро социальной политики, — гораздо значительнее другого, так как все его участники были крайне революционными социалистами. В ходе его выявилось, что немцы своей организацией и успехами подают пример всем другим нациям».
Министерство внутренних дел Австрии разослало циркуляр о подготовке полиции к борьбе с первомайской демонстрацией. Во всех странах усилился надзор за руководителями рабочих союзов.
Энгельс торжествовал. Он добился ослабления и разоблачения идейного ничтожества тормозящих революционное движение реформистов, он собрал под одно знамя огромную рать воинствующих пролетариев и утвердил гегемонию марксистского учения. Поссибилисты, гайндманианцы, фабианцы и другие опасливые карьеристы и соглашатели оказались представителями вредных, но слабосильных сект и групп.
Чем старше становится человек, если жизнь его прожита содержательно и с пользой для других, тем дороже для него одиночество, возможность оставаться наедине с собой. Энгельс никогда не скучал.
В Истборне Энгельс бывал многократно, всегда предпочитая это приморское селение всем другим в Англии. Канал казался здесь не менее могучим, чем океан. Неровный, скалистый берег, местами поросший деревьями, напоминал Скандинавию. Вдоль моря пролегала дорога, которую давно облюбовал Энгельс для своих долгих прогулок. Одна скала, выступавшая из воды неподалеку от причала, напоминала ему то кипарис, то парус. Он подолгу смотрел отсюда на отливающие сталью волны. Сколько тысячелетий вот так же шумели они, отступая в часы отлива? Ничто на земле не твердит столь упорно о бесконечности жизни, как море. Оно, как и небо, отпечаток вечности.
Мысли Энгельса витали над всем миром. Он думал о России с особенным интересом. Балканы казались ему тем яблоком раздора, которое приведет мир к войне. Свои предположения он поведал как-то Лауре, в которой всегда находил незаурядный ум и проницательность политика.
— Если начнется второй акт балканской драмы, — сообщил он ей, — то вспыхнет война между Россией и Австрией. Пожар может охватить всю Европу. Несомненно, это будет последняя война, и, несомненно, она, как и все остальное, должна в конечном счете обернуться нам на пользу… Впрочем, вряд ли существует иной путь, кроме революции в России.
Русские революционеры были, как и много лет до этого, в числе близких и чтимых Энгельсом людей. Он горевал о судьбе Лопатина, заживо зарытого в тюрьме, гордился успехами Плеханова, переписывался с Верой Засулич, с многолетним другом своим, народником Лавровым и одним из переводчиков «Капитала», Даниельсоном, и многими другими и встречался со Степняком-Кравчинским, чья душевная щедрость отражала характер всей великой нации.
