Погиб Васил 8 октября, ему как раз исполнилось 23 года.
Интересны воспоминания П.Р. из Софии 1945 года: В марте 1945 года меня мобилизовали в г. Свети Врач (сейчас Сандански). Я должен был нести службу на вокзале «Генерал Тодоров» в селе Препечене. Однажды воскресным днем скуки ради я решил прогуляться на «кукушке» по узкоколейке до города Петрича. Вошел в вагон и сел рядом с женщиной, одетой в черное. Потом стал думать, куда бы мне пойти в городе и что посмотреть. Когда подошел кондуктор, моя соседка спросила его, не может ли он ей объяснить, как найти дом Ванги. Я прислушался к их разговору и вспомнил, что слышал об этой женщине в сапожной мастерской в Софии. Знакомый сапожника рассказал о ней много интересного. Вот несколько из этих историй. Пришел как-то к Ванге растревоженный крестьянин — у него на базаре увели коня. Ванга сказала: «Не тревожься. Пойди туда в следующий базарный день, и найдешь его у того же самого дерева, где привязал в прошлый раз. Взял его человек из соседнего села отвезти мешки с шерстью».
И еще один случай припоминаю. Как-то у одних с веревки, где сушилось белье, исчезла рубашка. Хозяин этой рубашки пошел к Ванге по другому делу, но между прочим спросил и о рубашке. А она ему сказала. «Стоит ли тревожиться об этой рубашке, когда у тебя и другие есть? Тот, кто ее взял, сделал это от большой нужды, у него ни одной не было. Я знаю, кто это, но не скажу. А ты если и увидишь его в своей рубашке, сделаешь вид, что не заметил!»
Эти воспоминания распалили мое любопытство, и я тоже решил отправиться к Ванге.
Следуя указаниям кондуктора, я легко нашел улицу. Остановился перед почерневшей от времени деревянной оградой. Я вошел во двор и увидел приземистый старый дом с открытой терраской, на которой сидела пожилая женщина со скрещенными босыми ногами и расчесывала седые волосы. Увидев меня, она спросила, не к Ванге ли я иду, и когда я подтвердил, что к ней, она заявила, что сегодня воскресенье, Ванга никого не принимает. Я сказал, что просто хочу посмотреть на Вангу вблизи, потому что слышал о ней много интересного. Она пошла спросить, потом вышла и показала, в какую дверь войти. Я постучал, открыл дверь и оказался в затененной комнате, застеленной половиками, скромно обставленной. И так как не имею привычки рассматривать детали, запомнилось только, что Ванга полулежала на кушетке, застеленной одеялом, и ладонью подпирала русую голову. Я знал, что она не видит, но смотрел ей в глаза, чтобы убедиться. Я поздоровался и сказал, что пришел только для того, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.
Пока я произносил эти слова, дверь отворилась, и вошла знакомая мне по поезду женщина в трауре. Она просила Вангу сказать ей о ее пропавшем сыне, так как не знала, где его искать. Ванга велела ей прийти завтра утром.
Женщина вышла, но едва закрылась дверь, как Ванга опустила голову на подушку, съежилась, забилась в конвульсиях, побледнела и грубым баритоном начала кричать: «Могила, свежая могила, ох, как болят ноги!» И повторила это несколько раз. Я испугался. Чувствую, что в сумраке комнаты сидит какая-то другая женщина, явно знакомая или родственница Ванги, которая подает мне знак молчать. Я подумал, что эта сцена вызвана женщиной в трауре, которая только что вышла. Через одну-две минуты Ванга приподнялась и села, подогнув под себя ноги. Помолчала и говорит мне: «У тебя много братьев и сестер, подожди, сейчас я их назову… Иван, Неделя, Рада, Станка» и т.д. «Нас девять», — подтвердил я. «У Ради сегодня большая тревога, но напрасная». Когда потом я написал сестре об этом, она мне ответила, что тогда арестовали ее сына, но через несколько дней освободили. Ванга сказала, что у меня два брата на фронте, и что один с нашивками. Я ответил, что у меня нет брата с нашивками. «Есть, есть, вспомни», — настаивала Ванга. Я вспомнил, что младший брат прислал фотографию, где он в форме ефрейтора Дунайского флота. Потом она начала описывать наш дом. Сказала: «Большой дом с железной оградой. Только сейчас в доме никого нет». Я сказал, что жена уехала в гости в провинцию к жене моего брата. «Подожди, дай-ка посмотрю, куда, — перебила Ванга. — Вот большая река. Это, наверное, Дунай. Подожди, посмотрю точно, какое место, — и начала перебирать. — Ру, Ру, Рус, Русчук (сейчас Русе — прим. автора) «Да», — подтвердил я. «А еще вижу здесь твоего близкого, портного, кто это?» Я говорю, что в семье нет портных. «Есть, есть, — сказала Ванга, — пожилой с большими усами, лысым теменем и в очках. Сидит под деревом со скрещенными ногами и шьет». Я вдруг понял, что это отец. После того, как вышел на пенсию, он брал скроенные одежды из сукна, сшивал их, отделывал тесьмой. Делал жилеты и шаровары. А до этого работал рассыльным в лесничестве. «Вот видишь — есть портной», — сказала Ванга. А потом обернулась к другой женщине со словами: «Они очень ясно являются». Ванга продолжала: «За отцом, немного в стороне, стоит женщина и держит за руку мальчика. Кто они?» «Не знаю, — говорю, — но может быть, это моя мать, она умерла в 1922 году, и мой ребенок, который умер 5 лет назад». «Они», — подтвердила Ванга. Спросила меня, почему я, находясь в запасе, ношу гражданскую одежду. Я объяснил, что нам не хватило военной формы, так как она нужна для фронта. «Да,» — сказала Ванга. «Теперь солдаты на фронте веселые, бреются, стирают одежду, чинят хомуты, телеги, вообще радуются и скоро пойдут в Болгарию. Вот так. Ну а ты, хочешь, скажу что-нибудь о тебе?» Я ответил, что не хочу. Знаю, что по возвращении в Софию только работа меня ждет. «И все же»… — настаивала Ванга. Я сказал ей, что есть у меня мечта построить когда-нибудь дом, как у коллег. Ванга немного помолчала и сказала: «Построишь, два дома у тебя будет, два раза будешь строиться!» Потом говорит: «Подожди, посмотрю, кем ты работаешь. Ого, да у тебя большая мастерская, много подмастерьев. Вижу кухонные плиты, лейки, корыта, и то ли мангалы, толи жаровни»… Я подумал, Ванга сказала мне о двух домах, потому что я богат, и уведомил ее, что я кооператор-жестянщик.
В 1952 году я построил дом. В 1975 году мы его надстроили на деньги сыновей и снох. Вот и получилось, что я действительно строился дважды и фактически построил два дома — верхний этаж для одного из сыновей.
Когда прощался с Вангой, она мне сказала, что по прибытии в часть меня ждет письмо, известие. Я решил, что возможно это приказ об увольнении, и, очень довольный, ушел.
Когда я вернулся в Препечене, товарищи меня спросили, где я был, я им ответил, что был в Петриче у Ванги, и она мне сказала, что меня ждет письмо. Действительно, я увидел конверт, лежащий на моей подушке. Товарищи попросили меня рассказать о встрече, но я решил сначала прочитать письмо. Однако они не оставили меня в покое. Говорили, что я забуду, пока читаю. Я согласился. Рассказал им все и предоставил самим комментировать нашу беседу с Вангой.
