- Пускай примечают!
Жители Бессарабии встречали освободителей с распростертыми объятиями. Они прекрасно помнили приход Красной Армии в 1939 году. В каком-то селе древний старик обнимал всех по очереди и со слезами на глазах говорил:
- Господи, думал, уж не дождусь! Немцы изрядно похозяйничали на бессарабской земле. Нищета крестьян была ужасающей. Я сам видел, как жители сел подбирали ветошь, которой техники обычно вытирают промасленные руки.
В обстановке удивительного радушия и сердечности мы отдыхали несколько недель. Вскоре, однако, стали заметны приготовления к большим боям. Готовилась знаменитая Яссо-Кишиневская операция. Немцы прекрасно понимали, что из Бессарабии открывается путь на Балканы, и они стягивали сюда самые боевые части. В частности, мы узнали, что на наш участок прибыли опытные летчики, последние части некогда знаменитого воздушного флота Геринга.
- Старые знакомые, - говорили ребята, вспоминая бои на Курской дуге. Значит, снова увидимся. Шел предпоследний год войны.
Эту нахальную "семерку" ребята приметили совсем недавно. Казалось, она безрассудно лезла в самую гущу боя, но там чувствовала себя как рыба в воде: атаковала всегда неожиданно, никому еще не удалось поймать ее в прицел. Сразу было видно, что летал на ней старый и опытный летчик. Фюзеляж семерки украшал любовно выписанный червовый туз.
В моей эскадрилье от "семерки" пострадал Володя Бабкин, хороший пилот, награжденный тремя орденами Красного Знамени, В горячке боя он не заметил злосчастной "семерки", она спикировала на него откуда-то сверху и подбила пушечной очередью.
Сам Володя был ранен, но успел выброситься на парашюте.
Когда я пришел к нему в госпиталь, Володя чуть не плакал.
- Ведь зло берет, товарищ капитан. Откуда только ее черт вынес? Слышу только - раз - и горю. Такая подлая скотина.
Я как мог успокоил товарища.
- Ничего, Володя. "Семерка" от нас не уйдет. Попадется как-нибудь, Рассчитаемся и за тебя.
- Только не упустите. И следите за ней знаете как! Очень коварная тварь.
- Лежи, лежи. Поправляйся.
Рассчитаться за Володю нам удалось очень скоро. К тому времени господство нашей авиации в воздухе было полным, и мы, несмотря на то, что против нас дрались немецкие асы, иногда позволяли себе такие жесты: "заявляемся" на вражеский аэродром вчетвером или впятером - Телегин, Дунаев, Шут, Корниенко, все Герои Советского Союза, и сбрасываем вызов: "Выходи драться. На взлете бить не будем". Как правило, немцы предпочитали отсиживаться в укрытиях. Вражеская служба наблюдения еще заранее предупреждала своих летчиков: "Ахтунг, ахтунг! В воздухе..." и далее шло перечисление наших фамилий. Немцы тоже приметили наши машины...
С "семеркой" мы встретились в коротком воздушном бою. Я заметил ее еще при сближении с противником, но в самый момент боя она как-то неуловимо исчезла из поля моего зрения. Я видел, как мастерски провел сложный маневр Телегин. Он оттянул на себя несколько вражеских машин и лег в разворот. Немцы устремились за ним. Тогда Федор каким-то искусным нырком заскочил в хвост последнему из преследователей и мощной очередью срезал его.
Очень лихо сбил вражескую машину и Дунаев. Вдруг я почувствовал огромной силы удар по правой плоскости своей машины. Понял: пушечная очередь. Глянул вбок - и близко, совсем рядом увидел хищные очертания немецкого самолета. Это была злосчастная "семерка" с червовым тузом. Немец свалился на меня сверху, дал очередь и, увидев, что я уцелел, свечой пошел вверх.
Однако прошло то время, когда немцы были неуязвимы на вертикалях. Выправив машину, я кинулся в погоню. Немец, как видно, не ожидал преследования и спокойно сделал переворот. В тот момент, когда "семерка" опрокинулась на спину, я всадил в нее длинную очередь. Не закончив переворота, вражеский самолет беспомощно повалился на землю.
В этом бою мне удалось сбить еще один самолет. Вечером пошел в госпиталь к Бабкину. Володя еще издали увидел меня и нетерпеливо приподнялся.
- Лежи, лежи. Все в порядке,
- Встретили?
- Встретил и рассчитался! Даже с процентами получил.
Бабкин удовлетворенно откинулся на подушки.
- Спасибо, товарищ капитан. Володя стал спрашивать о товарищах. Я рассказал, что в бою отличились все:
- И Шут, и Дунаев, и Телегин. Все "получили расчет".
- Ох, скорей бы уж подняться! - проговорил Бабкин. - Так и война может кончиться.
- Еще успеешь. Ребята тебе шлют привет, завтра зайдут проведать.
- Надоело лежать, товарищ капитан. Как утро - привычка уж, что ли? так и тянет на аэродром, Лежу и думаю: сейчас вот позавтракали ребята, получают задание, идут к машинам... Полетели.
- Вот и воюй себе. Мы там, а ты тут. Не заметишь, как и поправишься... Ну, я пошел, Володя. Завтра у Телегина день рождения. Надо кое-что...
- Привет ему. И поздравьте, товарищ капитан.
- Будет сделано,
Утром, в день рождения командира полка, мы с ним остались одни, Федор Телегин выглядел вялым, озабоченным. Я поинтересовался, не случилось ли что.
- Да ничего вроде особенного. Сон мне плохой приснился. И не выходит из головы.
- Бро-ось. Выдумал тоже! Ты что, суеверный, что ли?
- Да просто...
- Забудь! Смотри - я перед полетом бреюсь? Бреюсь! На "тринадцатом" летал? И ничего. Не верю я в приметы.
- Да я и сам... Но вот смутно на душе как-то.
Я внимательно посмотрел в хмурое лицо товарища.
- А может, тебе просто отдохнуть надо? Ведь измотались. Давай-ка отдохни сегодня. День вроде будет спокойный, мы тут сами...
И я уговорил Телегина поехать в деревню, помыться, выспаться и не думать о полковых делах.
Он уехал.
Жизнь на аэродроме шла своим чередом, Летчики получали задания, улетали, возвращались и докладывали о сделанном.
Неожиданно позвонил командир дивизии генерал Баранчук. Он спрашивал Телегина. Я кое-как объяснил его отсутствие и выразил живейшую готовность заменить его.
- Нет-нет, - ответил генерал. - Сейчас я к вам выезжаю.
Не придется Федору отдохнуть, - подумал я.
Генерал разыскал Телегина в деревне и сам привез его на аэродром. Оказалось, что корпус "петляковых" под командованием самого Полбина идет на бомбежку, и нам нужно не только прикрывать их, но и постараться заранее блокировать вражеские аэродромы. Генерал Баранчук знал о дне рождения Телегина, но задание было чересчур ответственное, по пустякам он, конечно, не стал бы его тревожить.
Понимал это и сам Телегин.
День выдался серенький, облачный - самый неприятный для летчиков. Видимость была никудышная.
Федор распорядился: лететь сегодня "старикам".
Мы поднялись и тут же затерялись в облаках. Шли рассредоточенно, полагаясь в критический момент только на собственны" силы и опыт,
