Офицеры ушли, и я остался в каюте в совершенно порченном настроении, которое можно было сравнить и приступом бессильной злости. Разве можно идти в бой матросами, которых бьют и унижают по любому поводу? Я вспомнил, как меня самого били на первом курсе училища, и как это навсегда несмываемой горечью отлеглось в моей памяти. Ведь избивая матроса, прежде всего выбиваешь из него любую инициативу, без которой невозможна боевая служба на военном корабле, особенно на эскадренном миноносце, где любая неслаженность, любое промедление на доли секунды могут привести к гибели корабля и всего экипажа. Я решил использовать каждую свободную минуту для инспекции боевых частей и матросских кубриков, чтобы убедиться, что мой приказ выполняется. Мне еще приходилось слышать офицерскую ругань, но случаев рукоприкладства вроде больше не было.
Мы прошли 1400 миль со скоростью 20 узлов и утром 25 мая пришли на Сайпан. В бухте острова мы застали шестнадцать транспортов, которые пришли с острова Трук, имея на борту 3000 солдат и 2800 морских пехотинцев. План операции по захвату Мидуэя начал осуществляться 26 мая 1942 года. На следующий день, 27 мая, из Внутреннего моря к Мидуэю вышло мощное оперативное соединение авианосцев адмирала Нагумо. Вечером 28 мая наши эсминцы, эскортируя транспорты с десантом, оставили Сайпан. Принимая во внимание, что за нашим выходом могли следить подводные лодки противника, мы легли на ложный курс в западном направлении, прошли в точку западнее о. Тиниан и только потом повернули на юг. Одновременно с нами с острова Сайпан вышла эскадра адмирала Такео Курита в составе трех тяжелых крейсеров и двух эсминцев.
Главные силы Объединенного флота, ведомые суперлинкором «Ямато», вышли из Внутреннего моря 29 мая. Накануне, когда наш конвой уходил с Сайпана, отмечалась 37-я годовщина разгрома русского флота в Цусимском проливе, что все сочли хорошим предзнаменованием. Но у меня на сердце было тяжело. Что-то мне во всей этой операции не нравилось. Следующие шесть дней прошли монотонно, без всяких происшествий.
В 06:00 3 июня в нескольких милях прямо по курсу была обнаружена летающая лодка противника. Через некоторое время вражеский разведчик исчез в облаках, но не оставалось сомнений, что Мидуэй будет оповещен о нашем приближении. В этот момент мы находились в 600 милях юго-западнее Мидуэя.
Во второй половине дня с юга появились несколько больших самолетов. Зенитный огонь с крейсера «Дзинтцу» отогнал их, но вскоре они появились снова и снова были отогнаны зенитным огнем. Мы нервничали, поскольку не имели никакого прикрытия с воздуха. С наступлением темноты самолеты опять появились над нами. Мы опознали их как девять «летающих крепостей» «В-17». Крейсер и все эсминцы открыли зенитный огонь, но противник все-таки сбросил бомбы, которые упали примерно в 1000 метров от нас.
Мы уже понимали, что идем на противника, который полностью готов к бою. Но я почему-то перестал ощущать беспокойство. Попытки противника атаковать нас были нерешительными и слабыми. Я был убежден, что такого противника соединение адмирала Нагумо прихлопнет одним ударом.
На рассвете 5 июня погода испортилась. Все небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами. Но, как ни странно, ветра не было.
Стоя на мостике «Амацукадзе», я чувствовал себя очень утомленным после бессонной ночи.
На мостик прибежал рассыльный, протянув мне бланк радиограммы. Я пробежал ее глазами и почувствовал, как у меня; останавливается сердце. Сообщение было с авианосца «Kara». В нем говорилось: «Подверглись бомбардировке с воздуха. На корабле сильный пожар».
Затем одна за другой последовали радиограммы, говорящие о сильных пожарах, вспыхнувших от попадания американских бомб, на авианосце «Сорю» и на флагманском корабле самого Нагумо авианосце «Акаги». Три авианосца, включая флагманский, загорелись почти одновременно!
Что это я читаю? Может быть я сплю и все это мне снится? Я потряс головой, чтобы убедиться, что все это происходит наяву. Я застонал и передал бланки лейтенанту Шимицу. Я видел, как дрожали его руки, когда он читал радиограммы.
Я оглянулся по сторонам. Наш конвой противолодочным зигзагом продолжал идти к своей цели. К нам уже давно не поступало никаких приказов.
А радиограммы продолжали идти потоком, и их содержание не оставляло уже сомнений в точности их текстов. Могучее авианосное соединение адмирала Нагумо было разгромлено вдребезги.
Наконец, в 09:20, пришел Оперативный приказ № 154, предписывая нашим транспортам «временно отвернуть в северном направлении», а «всем боевым кораблям — атаковать противника севернее Мидуэя».
Подчиняясь этому приказу, шестнадцать транспортов с десантом под эскортом сторожевиков медленно развернулись и стали уходить на север. А наши шесть эсминцев, ведомые крейсером «Дзинтцу», увеличив скорость до 30 узлов, ринулись к Мидуэю.
В 10:10 был получен Оперативный приказ № 156, объявляющий о том, что операция по захвату Мидуэя «откладывается». Нам же предписывалось подойти к атоллу и подвергнуть его бомбардировке с моря. Мы находились в 300 милях и в 10 часах хода от Мидуэя, продолжая свой путь без каких-либо помех, если не считать очередного кошмарного сообщения (в 14:30) о том, что наш последний авианосец «Хирю» подвергся удару с воздуха и охвачен пожаром.
В 16:15 адмирал Исороку Ямамото отдал свой третий приказ, в котором остаткам соединения Нагумо предлагалось «втянуть противника в ночной бой и разгромить его». В приказе не только ничего не говорилось о потере соединением Нагумо всех четырех авианосцев, но, напротив, подчеркивалось, что американский флот «практически уничтожен и отходит на восток».
Даже имея ограниченную информацию об этом бое, я, ведя свой эсминец к Мидуэю, не переставал удивляться, как адмирал Ямамото мог отдать подобный приказ. Позднее выяснилось, что главком таким образом хотел поднять боевой дух подчиненных, но тогда мне казалось, что адмирал полностью потерял здравый смысл.
В 21:30 радио приняло сообщение адмирала Нагумо, в котором подчеркивалась вся фальшь предыдущего приказа Ямамото: «Соединение противника из 5 авианосцев, 6 крейсеров и 15 эсминцев двигается в западном направлении. Отхожу на северо-запад, эскортируя горящий «Хирю».
Через два часа Ямамото отдал следующий приказ, где снова настоятельно требовалось нанести по противнику «сокрушительный удар».
Когда этот приказ дошел до нашего эсминца, я с мостика увидел вдали, на расстоянии около 5000 метров, пылающий корабль. Сверившись с картой, мы поняли, что это был авианосец «Акаги». Я вспомнил горящие корабли противника в Яванском море. Теперь пришел и наш черед. В Яванском море союзники совершили больше ошибок, чем японцы. У Мидуэя ошибки и глупости совершали одни японцы.
