Я познакомился с Татьяной Сергеевной еще будучи студентом, в 1938 году, и начал с того, с чего начинали свое знакомство с ней все мужчины — влюбился в нее. Когда это чувство прошло, осталась на десятилетия, до самой ее кончины, прочная и доверительная дружба, даже в течение длительного времени полевых археологических работ в одной или в соседних экспедициях. После моей женитьбы мы дружили семьями, и моя жена работала у нее в экспедиции и сняла о ней и о ее работе очень хороший документальный научно-популярный фильм, который многократно демонстрировался на различных конференциях и конгрессах и в сокращенном виде вышел на широкий экран…
…Конец этой семьи был ужасен. Сначала от рака крови — лейкемии — умер Иван Яковлевич. Затем от рака с метастазами по всему телу в страшных мучениях скончалась Татьяна Сергеевна. Вера Сергеевна, ненадолго пережившая единственную дочь, после смерти ее находилась почти все время в полубезумном состоянии от горя. Семья снова собралась вместе на старом Новодевичьем кладбище…
Но это было уже в конце семидесятых годов уходящего века…
Осенью 1938 года моего друга и однокурсника Шуру Монгайта и меня пригласил к себе наш учитель Артемий Владимирович Арциховский на вечеринку, посвященную окончанию сезона полевых археологических работ.
— Будут начальнити этспедиций, (буквы «к» и «г» он не произносил), — пояснил он, — мужчины и только одна остальная (слово «женщина» он без самой крайней необходимости тоже не произносил — видимо из идейных соображений), но достойная.
Мы очень обрадовались и пришли задолго до начала вечеринки, чтобы помочь ему накрыть стол. Арциховский жил в Кречетниковском переулке, неподалеку от Смоленской площади в красивом старинном доме, просторные квартиры которого после революции были превращены в коммунальные. Он занимал одну комнату, но огромную (примерно 40 квадратных метров), в которой находились его сиротская кровать и несколько книжных шкафов и стульев, а посередине возвышался большой письменный стол. В центре стола красовался старинный чернильный прибор: темно-серая мраморная доска на бронзовых ножках и две таких же мраморных фигурных чернильницы, с бронзовыми крышками. Незадолго до этого Арциховский блестяще защитил докторскую диссертацию на тему "Древне-Русские миниатюры как исторический источник", и мы с Шурой недорого купили на Тишинском рынке эту чернильницу и преподнесли ее шефу по поводу успешной защиты. Арциховский подарку очень обрадовался и сказал нам, что он налил в одну чернильницу «трасные», а в другую — зеленые чернила и будет ими записывать в специальную книжку только гениальные мысли. Через некоторое время мы спросили Артемия Владимировича записал ли он что-либо в заветную книжицу. Он ответил, что записал, и много, потому что зеленые и красные чернила это стимулируют. Однако когда мы попросили его прочесть, он отказался, пояснив, что сейчас еще рано, что только время может показать действительно ли мысли «дениальные» и действительно ли вино хорошее, а "тат может отазаться, что и мысли — чушь собачья, и вино — бурда".
Пришлось смириться. Однако чернильница по-прежнему красовалась посередине стола. Но теперь ее пришлось "отправить в ссылку" — на подоконник, мы с Шурой принялись накрывать.
Боже, что это был за стол!
Бутылки разной формы, цветов и размеров со всевозможными видами выпивки; черная и красная икра в глубоких хрустальных вазах со столовыми ложками в каждой; нарезанная большими кусками, целая севрюга горячего копчения; копченые же угри и миноги, разного сорта ветчины и колбасы; черные и зеленоватые оливки; огромная фаршированная щука; жареный поросенок со всеми полагающимися к нему аксессуарами; заливной поросенок (последние три блюда, как мы потом узнали, специально приготовила сестра Арциховского); яблоки и груши необыкновенных размеров, вкуса и аромата, продолговатые дыни, какие-то длинные, тугие, тоже очень ароматные коричневые жгуты — вяленая дыня, (Сережа из «Ты-зыл-Тумов» привез, как туманно пояснил нам учитель), и множество другой снеди. У нас, еще несколько лет назад стоявших в длинных очередях за осклизлым черным карточным хлебом, да и сейчас не так уж избалованных на студенческих пайках, глаза разбежались. Но вскоре стали собираться гости, и тут уж нам с Шурой стало не до еды.
Вот вошел и сразу как бы заполнил собой комнату высокий громкоголосый человек в синем костюме и желтых кожаных до колен крагах, которые раньше я видел только в кино и на картинках.
— Сердей Владимирович Тиселев, — представил его нам Арциховский, — лучший специалист по археологии Южной Сибири, Алтая и Тувы.
Киселев захохотал громовым хохотом и густым басом проворчал, ухмыляясь во весь свой большой рот с крепкими рельефными губами: "Ну, ты и скажешь, Тема, — лучший! А где другой, не лучший?" — на каковое замечание, впрочем, наш учитель и ухом не повел. А мы любовались Киселевым. Лицо его с большими и грубыми чертами, изрезанное морщинами, на первый взгляд казалось даже свирепым, но стоило приглядеться, как сквозь неровную сетку морщин отчетливо проступали ум, доброта, насмешливость и, главное, страстная заинтересованность жизнью. Не успели мы рассмотреть Киселева, как вошел новый гость. Он был тоже высокого роста, широкоплечий, в гимнастерке, перехваченной в тонкой талии узким кавказским ремешком. Лицо с очень правильными красивыми чертами было темно-коричневого цвета и на нем особенно выделялись довольно большие, пшеничные, лихо закрученные на концах усы.
— Сердей Павлович Толстов, лучший специалист по археолодии Средней Азии, — представил его наш учитель.
Толстов принял это представление как должное, крепко пожал нам руки, присел к столу, налил и тут же выпил стопку водки.
А нас с Шурой Арциховский представлял так же однообразно:
— Мои ученити, — и тут он называл наши имена, отчества и фамилии.
Но вот вошли сразу несколько гостей. Горбоносый, тонкими чертами, необыкновенно приветливый и Деликатный Алексей Петрович Смирнов — специалист По археологии Среднего и Нижнего Поволжья, естественно тоже «лучший»; ’’лучший специалист по палеолиту"- невысокий, простоватый на вид, но с явной хитринкой на бледном широком лице, украшенном небольшой бородкой и усиками — Михаил Вацлавович Воеводский; еще один — невысокий, но словно стоящий на ходулях, также с бородкой и усиками, необычайно, как-то ненатурально церемонный — Владимир Дмитриевич Блаватский. Этот "лучший специалист по античной археолодии" был на несколько лет старше остальных — ему было сильно за сорок. Бориса Александровича Рыбакова — лысоватого, с большим вислым носом и горевшими карими глазами, наш учитель еще летом в Новгороде представил как "лучшего специалиста по славянской археолодии". Но тут пришла Татьяна Сергеевна Пассек, и я уже надолго перестал замечать кого-либо, кроме нее. Я уставился на нее, и только сознание того, что это невежливо, заставляло меня на время отводить взгляд. Сразу после ее прихода Артемий Владимирович провозгласил: "Прошу к столу!
