Поэтому Кондильяк, по словам Брюнсвика, ошибался, признавая вместе с Локком объективную основу субъективных явлений.
Подведем итоги: как бы ни относиться к позиции автора «Трактата об ощущениях», один факт, во всяком случае, не подлежит сомнению: в отличие от ряда философских проблем, получающих в различных работах Кондильяка или в различных высказываниях в одной и той же работе разные и даже противоположные решения, вопрос о существовании объективной реальности решался философом всегда однозначно, а именно положительно. При этом Кондильяк всегда утверждал, что реальность эта — не совокупность пребывающих вне нашего ума идей (этот взгляд он считал абсурдным), а все то, что, пребывая вне нас и воздействуя на наши органы чувств, вызывает у нас ощущения. Не случайно он с восхищением говорит о взглядах выдающихся материалистов XVII в. Ф. Бэкона и П. Гассенди.
Иначе выглядят высказывания философа относительно вопроса о том, что мы можем знать о существующей вне нашего сознания материальной действительности.
Глава VI
ЧЕЛОВЕК И ЕГО ЗНАНИЯ
ознание того, что представляют собой сами вещи реальной действительности, познание их природы, их сущности нам недоступно. Эта мысль в категорической форме многократно повторяется в важнейших работах Кондильяка. Исходя из этого, некоторые историки философии полагают, что собственная сенсуалистическая теория познания заставляет философа отвернуться от материализма и не только прийти к выводу о непознаваемости каких-либо свойств внешних вещей, но и признать неразрешимость вопроса о том, существуют ли какие-нибудь вещи вне нас. В Кондильяке подобные ученые видят юмиста и позитивиста. «…Насколько этот сенсуализм и позитивизм сам по себе мало материалистичен, — говорит Виндельбанд, — или насколько мало он претендует на материалистичность, доказывает теория познания Кондильяка» (4, 317).
Однако точка зрения Кондильяка существенно отличалась не только от взглядов Юма, но и от взглядов предшественника Юма — Беркли. Если Беркли отрицал существование внешнего мира, то Юм, как известно, выдвинул формулу классического агностицизма: поскольку невозможно сравнить наши ощущения с вещами, отражением которых принято эти ощущения считать, вопрос о том, существует ли внешний источник ощущений, существует ли вообще что-нибудь вне нашего сознания, или же вне его ничего нет, принципиально неразрешим. Что касается Кондильяка, то, для него существование внешних объектов не подлежит сомнению. Но о природе этих тел, говорит Кондильяк, мы ничего не знаем. Наше неведение распространяется и на протяженность, хотя, как мы видели, само объективное существование тел, по Кондильяку, доказывается осязанием именно через выявление их протяженности. «Все, что можно и что следует логически заключить, — это то, что тела суть вещи, вызывающие в нас ощущения и обладающие свойствами, относительно которых мы ничего не можем сказать» (16, 2, 350). Нам не дано узнать, присуща ли им длительность — ведь о ней мы знаем лишь то, что она имеет место в последовательности наших идей (см. там же, 273–274).
Аналогичные мысли развиваются в «Искусстве рассуждения», где снова подчеркивается, что несомненность существования тел, вызывающих в нас ощущения, оставляют, однако, совершенно открытым и даже неразрешимым вопрос: «…таковы ли эти вещи, какими они нам кажутся, или же в действительности нет ничего подобного…» (16, 3, 41). «Вы видите, — пишет Кондильяк, — поверхности, Вы прикасаетесь к ним — та же самая очевидность чувства, которая доказывает Вам, что Вы видите их, прикасаетесь к ним, доказывает Вам также, что Вы не можете проникнуть дальше. Стало быть, Вы не знаете природы тел, т. е. не знаете, почему они кажутся Вам такими, какими кажутся» (там же, 40).
Как приходит Кондильяк к этой мысли? Объем знаний, доставляемых нам опытом, говорит он, может и должен постоянно расширяться. Научное знание, добываемое на основе опыта, не смутно, не путано, оно может достигать «предельной точности» (см. 16, 1, 142), но не может быть исчерпывающим. Не сомневаясь в огромных возможностях научного познания, Кондильяк исходит из того, что, как бы ни расширялись и ни углублялись доставляемые науками знания, опыт никогда не позволяет заключить, что мы исчерпывающим образом познали какой-нибудь объект. Всегда за пределами изученного и понятого остается бесконечно много неизученного и непонятого. Этот факт Кондильяк истолковывает, исходя из господствовавшего в XVIII в. понимания противоположностей, согласно которому их взаимопревращение, а тем более совпадение в одном и том же объекте невозможно. Именно такими противоположностями представляются Кондильяку область того, что нам удается узнать, и область того, чего нам узнать не удается. Граница между ними представляется ему абсолютной, непреодолимой.
Как и другие метафизически мыслящие философы, Кондильяк недооценивает того факта, что развитие знаний постоянно передвигает эту границу: каждый новый успех науки включает в область изученного и понятого то, что раньше находилось в области неведомого. Граница между обеими областями оказывается не абсолютной, а относительной. Фиксируя внимание на невозможности достижения исчерпывающего познания связей какого-нибудь предмета, Кондильяк заключает, что в любом объекте помимо различных его сторон, черт и связей есть нечто принципиально недоступное познанию человека.
Этот вопрос, оказавшийся крайне трудным для Кондильяка (как и для ряда других философов-просветителей), получает свое разрешение в марксистской теории познания. Никакой опыт не говорит о том, что в изучаемых нами объектах есть нечто сверх присущих им сторон, отношений, связей или что в них есть принципиально непознаваемые стороны и связи. Как свидетельствует опыт, исчерпывающему познанию объекта препятствует то, что он обладает бесконечным количеством сторон и связей, изучение которых, как бы далеко оно ни продвинулось, никогда не является завершенным.
Явления какого-либо объекта — это различные его стороны, черты. Все они связаны между собой, а сам объект связан с другими объектами. Эти связи налагают определенную печать на все стороны предмета. Благодаря образующим его сторонам и связям он представляет собой именно этот, а не иной какой-нибудь объект. Главные среди этих связей, играющие основную роль, называют сущностью предметов. Главные связи так или иначе проявляются во всех сторонах предмета, связями которых они являются и вне которых не существуют. Ведь в этих связях непосредственно или опосредованно всегда участвует каждая сторона объекта. Таким образом, как бы различны, даже противоположны ни были явления и сущность, они не существуют друг без друга, они пребывают в одном и том же объекте, образуя органическое единство. Всякое явление существенно, т. е. в той или иной мере выражает сущность объекта. Сущность является, т. е. находит свое выражение в явлениях, которые обязательно несут на себе печать связей, в которых они участвуют (независимо от того, заметили мы эти связи, или же их удастся заметить лишь нашим отдаленным потомкам). Можно, конечно, предположить, что есть какие-то сущности (связи), природа которых такова, что они никак и ни в чем никогда не смогут проявиться. Но такое предположение, отвергающее любую возможность даже косвенной опытной проверки, предположение, в пользу которого нельзя привести никаких опытных данных, не может считаться даже гипотезой.
