Энгельс думал о том, что близятся и его сроки. Эти же тяжелые мысли посещали и Тусси. Болезненно свыкаясь со смертью Нимми, она с ужасом думала о том, что может лишиться своего второго отца.
Ее, однако, успокаивало то, каким бодрым, деятельным, моложавым был Генерал. Наклоняясь над ним, когда он сидел в кресле, она громко радовалась тому, что не могла обнаружить седины в его каштановых волосах, хотя борода слегка уже побелела.
Настал большой праздник для всех социалистов и революционеров мира. Энгельсу исполнилось 70 лет. Эту дату отмечали на различных широтах планеты.
28 ноября, в пятницу, над Лондоном занялся, как всегда в эту пору, поздний хмурый день. Незадолго до этого на Риджентс-парк-род приехала, чтобы помочь Энгельсу спокойно работать, бывшая жена Карла Каутского, Луиза. Она решила остаться работать домоправительницей и секретарем Энгельса, глубоко чтя его и понимая, как необходим он всему человечеству. Нарушенный было смертью Елены Демут порядок благодаря появлению Луизы восстановился.
С самого утра в день рождения Генерала хлопала входная дверь. С почты доставляли десятки телеграмм и писем. В австрийской газете «Социал-демократише монатсшрифт» появилась статья Элеоноры Маркс-Эвелинг. Прочитав ее, Энгельс, чья скромность вошла в поговорку, рассердился не на шутку.
— Она выше всякой меры расхвалила меня… — досадовал он, а смягчившись, добавил: — Верно только то, что борода у меня курьезно обращена в одну Сторону.
Когда в один из своих дней рожденья он узнал от Луизы Каутской, что певческий кружок членов Лондонского коммунистического просветительного общества немецких рабочих собирается по случаю дня его рождения устроить чествование, то отговорился необходимостью быть в другом месте. Он написал участникам хора письмо:
«…И Маркс и я всегда были против всяких публичных демонстраций, посвященных отдельным лицам; это допустимо разве только в том случае, когда таким путем может быть достигнута какая-нибудь значительная цель… те немногие годы, на которые я могу еще рассчитывать, и все те силы, которыми я еще располагаю, по-прежнему будут всецело посвящены великому делу, которому я служу вот уже почти пятьдесят лет, — делу международного пролетариата».
Во всех социалистических газетах писали в этот день об Энгельсе. Чтобы обнять друга и руководителя всех революционных партий мира, в Лондон приехали Бебель, Либкнехт и Зингер. Они тотчас же получили прозвище трех волхвов. Кабинет Генерала был уставлен цветами и грудами подарков. Книги, письменные приборы, различные сувениры, нарядные адреса и, наконец, картины заняли все столы. Особенно хороши оказались жанровые полотна известного художника Рейнеке, поднесенные почитателем из Штутгарта.
Пир, как шутя называл Энгельс ужин в этот вечер, удался на славу. Луиза Каутская, Тусси и их смышленая помощница достигли совершенства в приготовлении любимых Энгельсом блюд.
За едой было произнесено много тостов и зачитаны телеграммы с Востока и Запада. Растроганный Энгельс слушал их с улыбкой, но внезапно нахмурился, встал, поправил очки и сказал:
— Спасибо, друзья. Но истина прежде всего.
Львиная доля почестей, оказанных Энгельсу, принадлежит не ему, а Марксу. Никто лучше меня этого не знает. Разрешите поэтому почтить память Карла Маркса. Ему по праву должна принадлежать сегодня и всегда большая часть вашего внимания. Я только продолжатель его дела. Что до той небольшой доли действительно заслуженных мною добрых слов, то я приложу все силы, чтобы быть достойным их.
Русские революционеры также почтили Энгельса. Старый друг Энгельса народник Лавров прислал большое письмо с поздравлениями от себя и своих соотечественников. Плеханов, Засулич и другие женевские марксисты высказали по телеграфу и в письмах свою преданность, любовь, преклонение и благодарность учителю и другу. Степняк сердечно обнял Генерала и не мог скрыть, как искренне и глубоко он счастлив тому, что узнал в своей жизни такого необыкновенного человека.
— Что ж, дорогой Степняк, — сказал ласково Энгельс, положив руку на плечо стоявшего подле него русского. — Вы молоды, поверьте, будущее щедро вознаградит вас за пережитое, но и мы, старики, кое-чем богаты. Чего только я уже не повидал на своем веку! Я, например, свидетель подъема, величия и падения не только Бонапарта, но и Бисмарка. Не один, а много глиняных кумиров на моих глазах рассыпались, превратившись в пыль. Хорошо бы дожить и до гибели нашего с вами общего врага — русского царизма. Это уже не за горами.
Наступала новая эра — эра империализма.
В последнее десятилетие XIX века появились крупные монополии, усилилась погоня за колониями, шла борьба за территориальный раздел земного шара.
Только несколько лет отделяли Энгельса от того рубежа, когда международные объединения крупнейших промышленников и банкиров, международные картели и банки окончательно поделили планету и установили господство над всем миром.
Энгельс со свойственной ему проницательностью подметил существенные изменения, происходящие в капиталистическом обществе: возникновение трестов, которые постепенно подчиняли себе целые отрасли промышленности. Он уловил основную черту наступающего нового периода капитализма — монополизм. Тресты и банки набрасывали сеть на американскую экономику. Появлением монополий объяснял Энгельс небывалое обострение конкуренции на мировом рынке. Энгельс предрек неизбежность предстоящей борьбы между США и Германией. Он назвал эти две страны грозными соперниками Англии. Энгельс предвидел, что скоро не останется свободных рынков сбыта на земном шаре и это поведет к дальнейшему обострению противоречий между главными странами капитализма. Он указывал, что «теперь новые рынки с каждым днем становятся все большей редкостью, так что даже неграм в Конго навязывают цивилизацию в виде бумажных тканей из Манчестера, глиняной посуды из Стаффордшира и металлических изделий из Бирмингема. Что же будет тогда, когда континентальные и в особенности американские товары хлынут во все возрастающем количестве?»
В последние пять лет жизни Энгельса тревожила небывалая численность постоянных армий, невиданная доселе гонка вооружений. Захват Германией Эльзаса и Лотарингии после франко-прусской войны создал, как и предвидел когда-то Маркс, источник новых столкновений в Европе. Образовалось два военно-политических блока: Тройственный (Германия, Австрия, Италия) и франко-русский союзы.
Германская империя, говорил Энгельс, своей политикой аннексий, гонки вооружений, разжигания националистической пропаганды, травли поляков и других угнетенных национальностей навлекла на Германию ненависть всего мира. Разоблачая одновременно и французских буржуазных реваншистов и шовинистов, Энгельс указывал на угрозу войны невиданного масштаба — мировой войны, в которую будут вовлечены так или иначе все большие и малые страны. С ее помощью правящие классы попытаются укрепить реакционные режимы и уничтожить социалистические партии.
