Чтобы посмотреть огород и сад, нужно спуститься с пригорка. Там протекала небольшая речушка. В прозрачной воде часто можно было увидеть, как копошатся угри – это рыбки без чешуи, похожие на небольших змеек. Их несложно ловить, они очень вкусные. Мы спустились с мамой, она поймала штук 10 угрей и приготовила превосходный завтрак.
Потом мы пошли на дедушкино поле по так называемой улице Перегоновка. Мы прошли немного на Запад, поднялись по тропинке вверх, и здесь было дедушкино поле. Не знаю сколько, может соток 50, может больше, может меньше. Сами понимаете, какой у меня тогда был глазомер. Помню точно, что большое. В уголочке этого поля стояла хибара – не знаю, как ещё назвать, может избушка. Прямо-таки игрушечная – соломой накрыта, маленькое окошко, перекошенные двери. Мы постучали. Открыла нам старшая мамина сестра Нилка. Она там жила с дочерью Дусей. Позже я узнала, что она сбежала с красноармейцем без родительского благословения, и ей этого не простили. Поэтому, когда её мужа убили и ей некуда было пойти, в дом её дедушка не пустил. Разрешить ей построить хатёнку на краю его поля было верхом снисхождения с его стороны. Мама к ней со слезами:
– Сестричко, як це ти тут живеш?
– О це так и живу. Сама зліпила цей курінь. Воно не зовсім по людські и двері на роскаряку, и віконце насілу зліпила. Та заходь, не бійся.
Внутри была небольшая печка, на которой они спали вдвоём с дочерью. Расстояние от окна – буквально 1 метр.
– Це спасибі, що батько дозволив тут оце зліпити, то ми й перезимували. А там якось воно буде.
Скоро пришёл дедушка. В то время у него не было коня, он попросил у соседа, чтобы вспахать землю и посеять рожь и пшеницу. Мама пошла помогать дедушке. А я, немного поиграв с Дусей (она моя одногодка), вернулась домой. Мне просто не терпелось ещё раз спуститься к речушке и понаблюдать за рыбками. Я прибежала домой и прямиком с горки вниз. Над прозрачной водой склонилась плакучая ива. Её косы с лиловыми нежными листочками отражались в прозрачной воде. Сюда-туда шныряли головастики и угри. Я в воду старалась не лезть – запомнился урок на всю жизнь, когда промочила платьице в луже. Но наблюдать за этой бурной жизнью готова была целый день.
– Що ти там робиш, Ганю? Пішли до хати.
На прігорку стояла висока струнка жінка в білій кофті, широкій довгій спідниці (юбке), повязана білою хусткою. Солнце освещало её, и, казалось, она сама отражает солнечный свет. Это была невестка Дуня, жена старшего маминого брата Сергея. Сергей не вернулся с войны. Дуня осталась жить с дедушкой через сенцы в другой половине хаты. Тітка Дуня угостила мене смачним українським борщом с фасолькою. Она всегда говорила со мной ласково. Мне так не хватало этого обращения.
Дедушка Матвий не ругал меня. Он просто не замечал меня, почти не обращался ко мне. Мама отдавала мне то, что получила сама в детстве от родителей. Иногда, конечно, я получала по заслугам, но часто на мне возмещались все неурядицы. А на ком же ещё разрядить всё накопившееся? Только на своём.
Как-то в воскресенье мы пошли на хутор к маминым сёстрам Усте и Моте. На меня надели лучший костюмчик – тёмно-синяя юбочка плиссе и кофточка с матросским воротником. Я резко отличалась от местных детей, и меня дразнили «паняночка». Хотя, Боже мой, вы же знаете, какая я паняночка. Хутор находился особняком, но так же, как и вся Липьянка, вдоль реки. Но если по всему селу хатки выстроились с двух сторон вдоль речки, то на хуторе только по одну сторону, где-то не больше 10 домов. Тётя Устя лежала больна в маленькой комнатке. Нас встретила её дочь Нина.
– Проходьте, тітко Ярыно. А це Ваша донька – та яка вона тщедушна, аж світеться. Но нічого, на сільських харчах швидко справиться.
– Ярино, іди до мене –почувся голос десь із глубіни. – Оце бачиш я злягла. А Ніна щодня зранку до пізньої ночи в колгоспі на полі то сіють то полють. Та не знать за що – за палочку на трудодень.
Сёстры долго беседовали, я выбежала на улицу. Возле дома цвели вишни. Всё белым-бело, красота сказочная. Я спустилась по тропинке через сад – здесь уже набрали цвет яблони, груши, но внизу был совсем узенький ручеёк – ни рыбок, ни головастиков, и я быстро вернулась в дом. Нас угостили пампушками с маком. Это круглые булочки, сверху поливаются растёртым с сахаром маком. Маковое молочко имеет специфический приятный вкус.
Через дом жила старшая сестра мамы Мотя, которая вынянчила её. Мама всегда это помнила.
– Мотя, сестричко моя, ненька моя.
Обе обнялися та залилися слезьми. Війшов Микола.
– Здорово Ярино. Чи надовго сюди явились? Це з тобою оця паняночка? Мотря, іди, там порося кричить, їсти просить.
– Посидьте, я зараз повернусь. Пообідаєм разом.
– Та ти не турбуйся, ми були у Ніны, наїлися доситу. Та вже додому треба іти.
Мама взяла меня за руку, и мы пошли домой. Мама не удержалась, она расплакалась по дороге.
– Не на кого мне тебя оставить. Не нужны мы здесь.
Мама старалась помогать копать и садить огород. Я тоже копошилась там. К Великодню з усим управились – побілили хату знаружи и внутрі, підвили сажою. Долівку мама змазала замісом глини з свіжим коров’їм кізяком, і долівка прийняла колір хакі. Потім все притрусила зеленою травою – осотом. Така традиція – перед Великоднем обов’язково білити и внурі та знаружи. Тітка Дуня на всіх напекла розкішні паски. Ми покрасили яйця. Під образами засвітили лампадку. Вся комната наполнилась каким-то необыкновенным духом святости. В полночь мы пошли в церковь на другой стороне села через мост на всенощную. Церковь была просто забита людьми. Я первый раз выстояла всю службу и видела крестный ход и как святили куличи и яйца. Церковное песнопение очень глубоко запало в душу. К сожалению, очень долгое время мы лишены были этого блаженства.
Как только потеплело, меня отправили спать на чердак сарая. На украинском языке это называлось клуня – там хранились продукты на зиму, а на чердаке -сено. Запах сена – просто завораживающий, и видно ночное небо. Звёзды, кажется, смотрят на тебя, и мы переговариваемся. Мне тогда часто снилось, что летаю с планеты на планету. Да так ясно видела сон, что и теперь помню. Теперь как-то сны не запоминаются. Иногда и светлые, красивые цветные сны снятся. Но встаю и, как говорится, куда ночь туда сон. А тогда под
