Ознакомительная версия.
— Может быть, и сын последует вашему примеру?
— Несмотря на то, что Сережа вырос вдали от Грузии и никогда не носил грузинскую фамилию, он считает себя грузином, частицей нашего рода и племени… Ему скоро сорок, и я верю, что он способен принять самостоятельное решение. Я буду этому рад.
— Его жена — украинка?
— Да, очень умная, скромная и красивая девушка. Как видите, я связан с Украиной не только собственной судьбой, но и родственными узами.
— Между прочим, вы еще не рассказали о том, как вы попали в Киев, чем мотивировался ваш выбор места жительства?
— После десятилетней работы в Свердловске мне разрешили переехать в любой институт моего профиля на территории СССР, включая Москву. Этому способствовала и болезнь матери. Из-за сильного радиационного фона у нее началась аллергия, и врачи категорически советовали немедленно поменять климат. Я обратился к руководству за помощью. И тут надо отдать должное Хрущеву, который поручил тогдашнему председателю КГБ Семичастному заняться моим трудоустройством. Москва отпала сразу: мне не хотелось возвращаться туда, где я однажды уже пережил собственную смерть. В Грузии не было подходящего института, где я мог бы завершить начатые на Урале проекты. Выбор пал на Киев. И не случайно. Я бывал в этом городе неоднократно и был очарован его красотой. Одновременно к этому решению меня склоняла дружба наших двух народов, уходящая своими корнями в глубь веков. Не сравнивая себя с великими предками, в час бедствий находившими приют на гостеприимной украинской земле, я рассчитывал на понимание и поддержку друзей-киевлян. К тому же был убежден: здесь на меня не окажут то давление, которое я испытывал от российского руководства. Немаловажное, а может, и решающее значение имело и то, что на Украине было создано ряд предприятий и заводов с моим участием, обеспечивавших ракетную мощь СССР. Достаточно назвать таких крупных ученых, как дважды Герой Социалистического Труда академик-конструктор ракетно-космической техники Михаил Кузьмич Янгель и Герой Социалистического Труда академик-конструктор авиационных двигателей Архип Михайлович Люлька, приветствовавших мой приезд в Киев. Я хорошо знал о большом интеллектуальном потенциале Академии наук Украины, в контакте с которой предстояло отныне работать. И это тоже вдохновляло.
— Вам, насколько мне известно, пришлось освобождать Украину от фашистов…
— Освободителем я бы себя не назвал, хотя в боях за Львов пришлось участвовать. Официально я проходил войсковую стажировку, однако, сами понимаете, что пуля не отличает практиканта от кадровика. Приходилось и защищаться и наступать наравне со старшими побратимами по оружию. Кстати, я видел украинских хлопцев — вояк УПА, которые произвели на меня сильное впечатление и остались в памяти до сих пор. Это была реальная сила, выступавшая как против Красной Армии, так и против гитлеровцев. Не разделяя политической точки зрения идеологов УПА, я с почтением относился — и отношусь! — к тем молодым ребятам, которые жертвовали собой во имя самостоятельной Украины. То, что их усилия не пропали даром, лишь свидетельствует о бессмертии правого дела.
— Итак, вы приехали в Киев в…
— В 1964 году. Квартиру дали хорошую, с учетом того, что со мной должны были проживать мать, сын и младшая дочь. Состоялось это буквально перед тем, как «друзья-товарищи» мирно отправили на пенсию Никиту Сергеевича. Я даже склонен считать, что мое освобождение из уральской ссылки было его чуть ли не последним добрым делом на посту Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Назначили меня ведущим специалистом Института радиоэлектроники, где был специально создан коллектив для осуществления моих проектов. Здесь я практически выполнял ту же работу, что и в Свердловске, не получая никаких рангов и привилегий. Был просто руководителем работ, но сумел создать шесть систем, которые поныне не сходят с вооружения.
— Батоно Серго, каким был ваш путь в науке?
— После Ленинградской академии я закончил адъюнктуру, аспирантуру Московского университета, там же защитил и кандидатскую и докторскую диссертации. Темы моих исследований были связаны с головками самонаведения и с системами ракет, которые сам и делал.
— Вы доктор каких наук?
— Теперь я не доктор. После ареста меня лишили ученых степеней и разжаловали с инженер-полковника до рядового солдата: мол, все эти регалии сын Берия получил незаслуженно. Мне не вернули ни один прежний документ и пришлось все начинать с нуля. У меня не было даже диплома об окончании вуза. Тем не менее, нашлись порядочные люди, знавшие меня, которые и разрешили читать специальный курс по математической физике и теории управления для адъюнктов Свердловского политехнического института. Позже вузовский диплом мне все-таки вернули, и я сдал кандидатские экзамены.
— Будучи доктором…
— Меня тогда это не очень волновало: я был достаточно молод и надеялся на свои знания и опыт. Защитил свою кандидатскую, формально поступил в докторантуру и подготовил докторскую, но меня предупредили, что не стоит, как говорится, дразнить гусей… Я послушался и больше к этому вопросу не возвращался.
— Ваша новая кандидатская диссертация как-то перекликалась с прежней тематикой?
— Нет. Я защищался уже не по физмату, а по техническим наукам.
— Вам не присваивали каких-либо почетных званий, допустим, заслуженного деятеля науки или ударника коммунистического труда?
— Такими вещами я никогда не интересовался, а те, кому по долгу службы полагалось замечать мои скромные достижения, старались не обращать на них внимания. Ударником коммунистического труда я не мог стать по той простой причине, что был исключен из рядов КПСС. Правда, потом приходили из комиссии партийного контроля и предлагали восстановиться, но я не захотел.
— Должно быть, таким образом, проверяли вашу лояльность к власти?
— Я никогда и ни перед кем не скрывал своей оценки того, что произошло с моим отцом и лично со мной. Другое дело, что я не становился в позу и не стремился отомстить, а просто делал то дело, на которое был способен.
— Мне кажется, что Советская власть проявила несвойственный ей гуманизм, вновь доверив вам очень ответственную и секретную работу. Подумать только: сын врага, сын супершпиона, по-прежнему считавшегося злейшим врагом государства, правда, неизвестно уж какого, возглавляет разработки военных проектов!
— «Гуманисты» прекрасно знали, что ни мой отец, ни я не являлись агентами английского империализма. Поэтому они ничем не рисковали, используя меня в целях укрепления оборонной мощи страны. Здесь, безусловно, не обошлось без авторитетной поддержки тех влиятельных ученых, которые неплохо знали меня и как человека, и как специалиста.
Ознакомительная версия.
