«Даже если насилие не уменьшается, женщины теперь стараются понять свои права в случае семейного насилия. Такие инциденты происходят все чаще: это результат бедности, отсутствия образования и других социальных негативных факторов, как, например, племенные судилища или действующие в течение нескольких лет антифеминистские законы. Как показали два этих случая, для женщины, будь она неграмотна или высокообразованна, добиться справедливости одинаково трудно».
Днем и ночью пресса, радио и телевидение активно комментировали это скандальное решение суда. Некоторые задавались вопросом: кто вмешался? Каким образом один судья смог полностью отменить обвинение в групповом изнасиловании организованной бандой, как это определил антитеррористический суд? По какому критерию?
У меня ответа не было. Этим предстояло заниматься моему адвокату.
В тот же вечер я вернулась в деревню, потому что узнала, что назавтра, 8 марта, мою школу собиралась почтить визитом Верховный комиссар Канады в Пакистане госпожа Маргарет Хубер. Все иностранные посольства были в курсе дела. Верховный комиссар собиралась приехать к полудню — я должна была достойно ее принять. Сопровождавшим ее журналистам она заявила:
— Через свое Агентство по международному развитию Канада оплатит расширение школы для учениц, уже записавшихся и тех, кто ожидает своей очереди. Моя страна вручает этот дар в знак солидарности с огромным вкладом Мухтар Маи в борьбу за равноправие полов и права женщин в Пакистане и во всем мире. Насилие над женщинами остается одним из тяжелейших бедствий в мире. То преступление, жертвой которого стала Мухтар Маи, выявило и многое другое. Оказавшись жертвой группового изнасилования, совершенного по приказу племенного совета, Мухтар Маи не согласилась молчать. Деньги, выделенные ей в качестве возмещения, она пожертвовала на строительство школы в своей деревне. Она не прекратит своей деятельности, пока не убедится, что девочек из ее деревни никогда не постигнет подобная участь. Эта женщина воплощает настоящий дух Международного дня женщин!
Мадам Хубер пробыла у нас четыре часа. Ее присутствие придало мне сил.
Но вместе с тем это был тяжелый день для меня: я ожидала у телефона новостей от адвоката, пытавшегося получить копию судебного постановления.
В конце концов он узнал, что «виновные» должны выйти из тюрьмы, в принципе, 14 марта. В принципе, потому что активисты из неправительственных организаций и средства массовой информации заняли места перед зданием тюрьмы и полиция не могла обеспечить «виновным» эффективную охрану от журналистов и манифестантов.
Это освобождение рисковало спровоцировать вспышку недовольства, которой правительство совсем не желало. Но поскольку меня упрекали в том, что неправительственные организации и пресса оказывали мне помощь, я не собиралась отмалчиваться. Напротив. Получилось так, что моя борьба за эти годы стала также и их борьбой. Никто не заставит меня молчать. Если я останусь дома плакать и жаловаться на свою долю, я не смогу больше смотреть прямо перед собой. На мне большая ответственность: безопасность близких, моя жизнь, моя школа, в которой теперь обучалось более двухсот учеников. Бог знает, что я всегда говорила только правду. Моя смелость — это именно правда, и я хочу, чтобы она вышла, наконец, из гнусного гнезда, где прячутся мужчины со своим лицемерием.
Именно так мы с Насим взялись за организацию недельной поездки, которая стоила нам огромных усилий.
9 марта мы готовились к тому, чтобы на следующий день отправиться в Муззаффаргар, столичный город нашего района, где организовывалась другая манифестация против насилия над женщинами. На площадь вышли около пяти тысяч манифестантов. Президент Общества защиты прав человека в Пакистане сама присутствовала на демонстрации и говорила с журналистами. На огромных транспарантах были написаны слова: «Мухтар Маи, бодрись, мы с тобой!»
При каждом перемещении нас сопровождала полиция. Порой я спрашивала себя: меня защищают или за мной надзирают? Я не могла стоять на ногах, непонятная дрожь била меня с того самого дня 3 марта, и с тех пор у меня не было времени, чтобы прийти в себя.
Манифестанты дошли со мною до самого моего дома. Дорога была загружена, во дворе было полно народу.
Организаторы марша сообщили мне, что 16 марта в Муззаффаргаре состоится еще одна манифестация, против законов худуд. Но я не знала, что со мною будет 16 марта. Мастои будут выпущены, они будут дома, свободные — они, но не я!
А еще надо было ехать в Мултан, в офис адвоката, чтобы взять копию судебного решения, которую он достал. Еще три часа дороги. Я чувствовала себя ужасно... Г олова была как чугунная, ноги дрожали, я устала от этой бесконечной борьбы. Насим была вынуждена остановить шофера и пойти за лекарствами, чтобы хоть немного привести меня в чувство.
Как только я вошла в адвокатское бюро, зазвонил мой мобильный телефон. Это был мой брат Шаккур, он истерически кричал:
— Возвращайся скорее домой, полиция велела нам не выходить! Мастои вышли из тюрьмы час назад! Они скоро приедут сюда! Везде полно полицейских. Надо возвращаться, Мухтар! Скорее!
На этот раз, кажется, я проиграла партию. Я надеялась, что юридические власти вмешаются, что у моего адвоката будет время зарегистрировать апелляцию по этому решению. Я надеялась, что, по крайней мере, они останутся в тюрьме под давлением средств массовой информации, неправительственных организаций и политиков. Я надеялась на невозможное.
Возвращаясь домой поздним вечером, я чувствовала, я догадывалась, что мы недалеко от фургона полиции, везущего моих насильников домой. Они должны быть как раз перед нами, я заметила задние фонари машин и дрожала от ярости, что они нас обогнали.
Было одиннадцать часов вечера, когда мы приехали. Дом окружала дюжина полицейских машин. Напротив, в черноте ночи, я различала такое же оживление вокруг фермы мастои. Они там! Полиция хотела удостовериться, что эти пятеро не исчезнут, потому что процедура апелляции только начиналась. Главное же, полиция хотела избежать возмущения и блокировать журналистов или манифестантов. Въезд в деревню, он же и выезд, был под наблюдением, потому что это была единственная пригодная для автомобилей дорога.
Насим утешала меня:
— В настоящий момент они не могут двинуться с места. Давай, переключай скорость, мы уезжаем!
Мы приняли сумасшедшее решение — вернуться той же дорогой в Мултан. Адвокат посоветовал нам обратиться к президенту Мушаррафу и просить его вмешаться, прежде всего ради моей безопасности и безопасности моих близких. Но я попрошу большего. Гораздо большего. Я хочу, чтобы они все вернулись в тюрьму, чтобы Верховный суд пересмотрел дело — я хочу справедливости, даже если мне придется заплатить своей жизнью. Я больше ничего не боюсь. Возмущение — хорошее оружие, а я возмущена этой системой, обязывающей меня жить в моей собственной деревне в постоянном страхе, рядом с моими избежавшими наказания насильниками. Прошло уже то время, когда я шагала по этой дороге, покорная судьбе, чтобы просить прощения от имени моей семьи за «честь» этих людей. Это они бесчестят мою страну.
