Кроме того, актерская профессия предполагает честолюбие, а одни из нас снимались очень часто. Другие же вовсе не появлялись на экранах. Но артиста для кино подает театр. На сцене я должен стоять там, где меня видно. Раздражение вырывалось на поверхность: кто-то обижался, кто-то отказывался играть…
* * *
Таганка сыграла свою роль и реанимации не подлежит. И сам Юрий Петрович не подлежит реставрации. Любимов — гений. Не особо образован, но зато он как зверь чувствовал, что носится в воздухе. Но с годами это чутье исчезает. Тем более что сейчас в стране происходит такое, что не могут сформулировать и молодые люди.
Среза сегодняшней жизни нет в прозе, никто не может понять, в каком, собственно, мире мы живем. Такое у нас сейчас время-безвременье. Чтобы его увидеть, надо от него отойти.
2001 г.
* * *
Никаких личных обид на Любимова у меня нет. Он достаточно долго и убедительно удерживал меня от ухода в «Содружество». Он не обделял меня ролями. Я сам отказался от Раскольникова из-за больного горла, часто уезжал на съемки. Сразу по возвращении он занял меня в «Маленьких трагедиях».
* * *
Конфликт Губенко и Любимова был не социальный, а личный. Любимов не пустил его на спектакль, вызвал ОМОН. Это серьезное оскорбление. И одновременно за спиной актеров начал решать — с кем он заключает контракты, а с кем — нет. Тогда люди стали примыкать к Губенко: «Коля спасай!» Он чувствовал свою ответственность и пошел до конца. Мне показалось, что в этой ситуации надо быть с ним. Невзирая на то что мы в глазах большинства оказались врагами мэтра и чуть ли не предателями. История рассудила так, что победа осталась за Любимовым. Но и сегодня я поступил бы так же. Даже несмотря на мой уход от Эфроса и возвращение «под Любимова».
Заслуги и славу, сделанное и возведенное никто у Любимова не отнимает. Но нельзя же считать людей за плесень на стенах: они служили ему и театру без славы, без званий, безденежно, как гребцы на галере. Ни квартир, ни зарплаты — ничего… Из всей старой Таганки в лицо можно узнать лишь несколько человек.
* * *
Таганка мне репутации не делает. Она меня не возвышает, не опускает, и существование театра я никогда не определял. Безусловно, у меня есть какая-то репутация, но в этом заслуга кино.
* * *
Совершенно ясно, что история склонит голову на плечо Любимову, но ведь это же не упраздняет морали.
* * *
В первый приезд Любимова мы устроили ему грандиозный прием. Достали все, чего в Москве тогда было не достать, из кожи вон лезли. Входит Любимов, крайне скептически осматривает все это натужное великолепие. Мы просим что-нибудь написать по случаю возвращения. Он пишет на карточке: «Хорошо живете». Такой был подход.
* * *
Когда люди приняли условия игры и вспомнили о законе, в ход тут же пошли все те же совковые понятия — «долг», «учитель», «честь», и Юрий Петрович встал в позу короля Лира. Хотя все наоборот: ты замахнулся, а не на тебя замахнулись. Ты хочешь убивать, а не тебя хотят убивать.
* * *
Я не состоял в оппозиции к Любимову и не состою. Речь идет о том, что Юрий Петрович собирается реорганизовать труппу, а значит, сократить ее состав. Иными словами, увеличить количество безработных в этой стране. Я не считаю правильным, с его стороны, на закате нашей общей биографии, ему сейчас 75 лет, а также учитывая, что театр переживает не лучшее время, проводить реорганизацию. Как будто она чем-то поможет. Нет, она призвана помочь только личному благосостоянию семьи Любимова, не более.
Некоторые, как, например, Ростропович, стараются помочь стране, а другие, наоборот — что-то оторвать от нищей страны. При этом им плевать на собственную репутацию, на репутацию других людей. Разумеется, театр не богадельня. Всех не согреешь, безработица неминуема. Но почему ее должен инспирировать человек, живущий за рубежом, понять не могу.
* * *
Театра нет. Есть номинация. Иллюзия существования. В зале пустые места. Билеты на Таганку давно уже можно купить. Юрий Петрович это понял, может быть, раньше других. И сегодня идет спор за здание. Он хочет распоряжаться и торговать только коробкой, а другие пытаются сохранить этот дом. Если не театром, то хотя бы домом для искусства, чтобы в нем не открылся стриптиз-бар или бордель.
* * *
Театр погиб. Сегодня Любимов заставляет принимать крещение через выгребную яму. Недавно был жуткий случай. Любимов решил заменить исполнителя роли Коровьева в «Мастере и Маргарите» и ввести на эту роль своего актера. Назначенный на ввод артист прямо на спектакле ходил за человеком, играющим Коровьева, повторяя мизансцены, заглядывая, высматривая и все это на глазах Любимова и ничего не понимающей публики. После спектакля у исполнителя роли Коровьева прямо в гримуборной случился сердечный приступ…
А ситуация изгнания Губенко! Стоит белый Николай, он пришел играть спектакль «Владимир Высоцкий», а его не пускают в театр. И безусый омоновец поучает Губенко: «А не надо было плевать в лицо учителю». Щенок! Что ты понимаешь про учителя? И что понимаешь под «плевать в лицо»? И все это снимается, а потом показывается по телевизору строго наоборот. Я-то понимаю, что это была заказная пресса, заказное обслуживание, как и интервью, в котором Юрий Петрович называет меня «Соловьем-разбойником», а Губенко — «верным Русланом». В нем все шито белыми нитками. Каждый вопрос составлен так, что услужливо содержит вариант ответа.
* * *
Фактически театр разделился на два, один из которых возглавляет Любимов, другой — Губенко. Вообще я против всякого раздела, но ситуация стала невыносимой. Я на стороне людей, которых возглавляет Губенко. Я бы просто ушел, но это было бы не совсем хорошо по отношению к части труппы, которую я взял на себя труд опекать. Этих людей просто вышвырнут из театра.
* * *
Я поддерживал Губенко, мне было очевидно, что правда, пусть временная, здесь.
* * *
Интеллигентская болтовня, слюнявая модель: Губенко-сын, отсуживающий полхаты у отца. Губенко не нужно было вообще ничего. Он просто ушел из театра, когда вернулся Любимов, и все.
Артисты просили Колю вернуться и защитить их. Так что творимая некоторыми благородная модель: сын супротив отца — ерунда собачья. Во всем виноват, я так уже считаю много лет, Юрий Петрович Любимов. Хотя он — гений чистой воды, и мы все ему обязаны. Но истина — такова. Сейчас ни к чему это ворошить, камни в кого-то бросать.
2001 г.
* * *
Я уходил из Таганки уже взрослым человеком. И решение принималось мною на уровне осознанного понимания, что хорошо, что плохо. Но понимания эгоистического. Я знал, что если сейчас не уйду, то потом мне будет плохо, я себя просто сожру. На этом пути были, конечно, и ошибки. Такое мощное противостояние Эфросу, и вдруг смерть. Стопроцентное банкротство идеи, которая казалась такой правильной. Человек умер, и ты теряешься, уже не знаешь, кто прав, кто виноват. Права жизнь, а жизнь ушла. Значит, эта борьба ничего не стоила.
