— Гм… Ничего себе отдых…
Альдона:
— И развлечение!
Ганс:
— Где и как мы получим эти вещи?
Степан:
— Около парка Вилла Боргезе. С машины.
Ганс:
— Так не проще ли на этой же машине довезти пулемет и комбинезон до морского порта и сдать его на советское судно?
Степан:
— Не проще. Парадокс. Немцы нажимают на итальянцев и требуют свертывания морской торговли с Союзом. Слежка за судами усилена, и около наших пароходов сплошная цепь охраны. Тщательнейшие обыски. Не пронесешь и дамского пистолетика. А тут авиационный пулемет! Да и комбинезон — не иголка, с первого взгляда бросается в глаза. Нет, братцы, делать нечего, придется везти в Берлин.
Грета:
— Но почему именно в Берлин? На границе эсэсовцы свирепствуют, как бешеные собаки! Лучше везти в демократическую Францию!
Степан закуривает трубочку, Иштван сигару, Ганс сигарету. Все тонут в клубах сизого дыма.
— Милая наша девочка, эсэсовцы нам не так страшны, как демократическая полиция. Ты не понимаешь психологии: немец увидит генерала и на цыпочках обойдет его, замирая при этом от благоговения. Немцы генералов уважают. А француз нарочно все вещи генерала перевернет вверх дном: «На, смотри и чувствуй! Ты генерал в казарме, а я — на границе! Вот это я тебе сейчас и доказываю!» Нет, друзья, у меня опыта больше! Езжайте по прямой линии Рим-Домодоссола-Бриг-Базель-Берлин. Залог успеха — блеф, тот самый нахальный наскок, на который француза не возьмешь, а немца взять можно! Чем нахальнее, тем лучше!
Конспиративная квартира. Накурено, не стихает приглушенный смех. Альдона и Грета в белье, Сергей без брюк, в полосатых трусах. Одеты только Иштван, Лёвушка и Ганс.
На Лёвушке медицинская шапочка и халат, в руках стетоскоп и шприц. На Иштване форма гостиничного слуги, на Гансе — санитара. Сергей:
— Ну как?
Все осматривают высокую узкую брезентовую, обшитую кожей, сумку, из которой торчат металлические лопаточки клюшек для игры в гольф и между ними дуло пулемета.
— Если не приглядываться, то не заметно! Правда?
— Ага, я даже сначала не поняла, в чем дело!
— Сойдет! Сойдет!!
Сергей:
— Давай следующий номер программы! Джо, мой чемодан! Быстро!
Иштван еле поднимает большой чемодан из крокодиловой кожи.
Альдона:
— Прелесть-то какая. Нам бы по паре таких крокодиловых!
Ганс:
— Ладно, барахольщица, ты подними-ка его!
Все пробуют чемодан на вес.
— Ого!
Ганс:
— Что в нем? Противогаз?
Альдона:
— Все части пулемета, кроме дула, и комбинезон!
Грета:
— Настоящий носильщик догадается, тут что-то не чисто. Вес не соответствует роскоши чемодана. Настоящие господа путешествуют налегке!
Сергей:
— Наш носильщик не догадается! Иштван, покажи свой номер!
Иштван с беззаботным видом берет чемодан и надевает на плечо ремень чехла с клюшками и дулом.
Грета в восхищении всплескивает руками. Все хлопают в ладоши.
Сергей:
— Девушки, одевайтесь! Публике смотреть в оба: сейчас мой номер!
Он накидывает на плечи два пледа и трясущейся походкой идет к стулу.
— Ганс!
Ганс берет акварельные краски и красит лицо Сергея в желтоватый цвет. Ставит кое-где багровые пятна. Из пульверизатора покрывает лицо Сергея лаком. Иштван:
— Неужели лак?
— Так точно! Я потому и в трусах, одни брюки Ганс мне уже испортил.
Иштван:
— Девочки, сюда!
Входят две монахини в синих платьях, белых чепцах, с орденскими знаками на груди. Обе подпоясаны веревками. В руках у них евангелия и четки. Смотрят на желтый нос Сергея и хохочут.
— Сергей, ты не забудь штаны, когда пойдем на вокзал! Ну, а мы как?
Иштван:
— Замечательные монашки! Хорошенькие до ужаса, как говорит наш Лёвушка.
Сергей откинул плед с лица и внимательно разглядывает Альдону и Грету.
— Не похоже. Нет нужного выражения лица. У Орленка такой вид, будто она ищет мальчика для танцев, а Орлица вот-вот выхватит из-под юбки пистолет и заорет: «Сдавайтесь, фашистские гады!» Больше покорности, скромности, понимаете, этого, как его, забыл слово, — смирения, черт побери, смирения! Голову держите выше, а глаза прикрыты веками и смотрят в землю! Поняли? Ну, еще раз!
Монахини гуляют по комнате.
Лева:
— Сейчас лучше. Практикуйтесь, девочки, практикуйтесь! Теперь я покажу свое искусство.
Лёвушка прослушивает «больного» Сергея, подсчитывает пульс по часам, затем колет его в руку.
Сергей вскрикивает:
— Ой! Ты с ума сошел?
Лёвушка:
— Терпи, казак, атаманом будешь!
Сергей трет руку:
— Безобразие, Лева, такой иголкой! Где ты ее купил?
— Как где? В ветеринарном магазине! Общий смех.
Вдруг голос Сергея:
— Парадокс! Уже без пяти шесть. Сейчас явится Степан. По местам.
Солнечный день римской осени. Перед главным вокзалом обычная толчея. Много иностранных туристов, придающих толпе живописный вид. На ступенях величаво высятся два жандарма в черных фраках с серебряными эполетами и в треуголках с плюмажем. Сквозь толпу протискиваются больничный санитар и хромая монахиня, они ведут закутанного в плед больного. Позади шагает высокого роста слуга, несущий, видимо, легкую брезентовую сумку с клюшками для гольфа и барский чемодан.
Их замечают жандармы.
— Дайте пройти тяжелобольному! Дорогу больному, синьоры!
Коридор вагона «люкс». Монахиня подает билет проводнику.
— Пожалуйте! Вот ваше купе. Синьор болен?
— Это знаменитый миллионер, граф Эстергази, ему принадлежит половина Венгрии, он — племянник архиепископа Словакии монсеньера Эрдзи. Графа в Италии укусила бешеная собака, он опасно болен. Кусается. Укус может передать бешенство. Нужно беречь нос и пальцы.
— Но…
Монахиня вынимает толстую пачку кредиток. Проводник на глаз определяет сумму, довольно крякает и изгибается в почтительном поклоне.
— Немедленно принесите полотенца и простыни и оберните тканью все вещи, которые дребезжат: от резких звуков у больного может начаться буйный припадок! Сделайте все быстро.
Гостиничный слуга ставит сумку в угол, как раз против входной двери, а барский чемодан из крокодиловой кожи прячет под столик, тоже против двери. Больного осторожно усаживают на диван, больничный санитар садится рядом в позе охотничьего пса, а монахиня устраивается с другой стороны, раскрывает евангелие и начинает читать, отмечая на четках количество страниц. Гостиничный слуга по-английски шепотом спрашивает больничного санитара: «Все в порядке? Я могу идти?» Получив молчаливый кивок, берет под козырек и исчезает. Между тем проводник приносит груду салфеток и начинает быстро и ловко обертывать все Дребезжащие предметы — графин, стакан и пр. Стены завешивают простынями. Купе приобретает вид больничного изолятора.
