В Японии, узнав о таране Антона Губенко, объявили национальный траур. Желанная победа обернулась поражением. Император потребовал полного досье на русского «камикадзе».
Камикадзе — это японские летчики-смертники, подготовленные для выполнения лишь одного боевого задания; эти фанатики, верящие в божественную силу своего императора, существенного влияния на ход боевых действий все-таки не оказали. Они скорее призваны были служить моральными генераторами, вдохновителями других...
В переводе слово «камикадзе» означает «ветер богов». Легенды рассказывают, что более 700 лет тому назад тайфун разметал у берегов Японии эскадру монгольского завоевателя, направившуюся за богатой добычей. Не имея сил для отпора захватчикам, японцы уповали на случай, который мог бы их спасти. И словно внемля их мольбам, небывалый шторм разметал корабли чужестранцев. Японцы этот ветер назвали святым, стали поклоняться ему.
В канун второй мировой войны японское военное командование решило создать отряды камикадзе, предназначая этот «священный ветер» для внезапного и всесокрушающего удара по любому неприятелю.
На острове Формоза усиленно комплектовались такие отряды смертников. В каждом отряде по 24 человека. Они хотели удивить русских оперативностью, умением быстро реагировать на ход войны. Нравственный дух этих людей спрессован в кодексе чести — «бусидо»: «Жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы».
В годы второй мировой войны погибло 2778 камикадзе. Военный эффект их был невелик, но само явление показало, что в условиях систематического насилия над моральным сознанием индивидуумов, сознанием всего общества реакционные силы могут подготовить такой «человеческий материал», который будет фанатично выполнять чужую волю...
После П. Нестерова Антон Губенко первым из советских летчиков совершил воздушный таран. Причем противник был уничтожен, а Губенко не только остался жив, но и спас свой самолет. Это не просто случайность! Это обоснованный научный эксперимент, подкрепленный большим летным опытом.
Помощь советских военных специалистов китайскому народу была столь велика, что замолчать ее было невозможно.
Чан Кай-ши пишет Сталину: «Наш прежний вождь Сунь Ят-сен, умирая, оставил письмо дружественному Советскому государству, в котором он выражает глубокую надежду, что передовое революционное государство поможет завершить национальную революцию в Китае».
Главного военного советника он просит передать маршалу Ворошилову, что все советские советники работают превосходно.
Советское правительство рассмотрело итоги оказания военной помощи Китаю и приняло решение за выдающуюся доблесть, проявленную в боевых операциях, наградить орденами 455 советских военнослужащих.
Антон проснулся рано. Открыл глаза, непривычно осмотрелся: в квартире все на месте, та же обстановка, будто и не уезжал. Сквозь тюлевые шторы он видел розовеющий горизонт, небо необыкновенных красок: темное, переходящее в зелено-голубой цвет, пламенеющее. Спал мало, но возбуждение, охватившее его вчера на вокзале в Москве, было столь велико, что спать и не хотелось. Антон встал, отыскал пижаму, сокрушенно покачал головой — во что люди рядятся! — с величайшим пренебрежением напялил на себя полосатое «рубище», оттянул борт: пижама хранила в себе запах нафталина, непередаваемое ощущение магазина. Крадучись, бесшумно ступая шлепанцами, пошел в другую комнату. Семилетняя Кира спала в большой кровати, раскинув руки, крепко сжимала многочисленные подарки, привезенные ей отцом из Китая. Антон присел, хотел поправить одеяло, убрать мешающие дочери игрушки, но махнул рукой...
Аня еще спала. Он направился в коридор. Ему хотелось движений. Поискал гантели — их не было; он откинул крючок с входной двери, спустился по лестнице и вышел на улицу. Справа на скамейке сидел молоденький боец, сонно щурился на солнце, ежился от утренней прохлады. Антону показалось странным видеть человека в столь ранние часы.
— Доброе утро, товарищ боец, — весело поздоровался Губенко.
— Здрасте, — сказал тот нехотя, потирая руки, зажатые между колен.
— Что вы делаете в столь ранний час? — полюбопытствовал Антон. — На посту?
— Никак нет!.. — Боец судорожно повел узкими плечами. — Приказали телефон поставить. Жду, когда проснется полковник...
Антон от неожиданного сообщения присел, по телу прошел озноб.
— Что еще за полковник тут объявился? — насторожился Антон.
— Полковник Губенко... Большой начальник приехал в семнадцатую квартиру. Жду, когда можно ставить аппарат.
— Не жди, он проснулся, иди ставь! — Антон указал солдату на подъезд.
— Есть!
Боец с телефонным аппаратом побежал в подъезд, а Губенко молча шагал по двору, останавливался, взмахивал руками, разминаясь, но в голову уже лезли разные мысли.
«Полковник»! Он никогда не терялся в боевой обстановке, находил тот тактический прием, который был нов, неожидан, наиболее выгоден в ситуации, но вот сейчас это известие — «Полковник» — разбередило душу, взволновало и как-то... Удивительно было то, что он узнал о присвоении звания от этого солдата. Да, конечно, Антон догадывался, что ему присвоят очередное звание, но тут — сразу: «Полковник». Было над чем задуматься.
Когда Антон вернулся домой, Аня была на ногах, готовила завтрак. Телефон — необычно дорогая новинка — стоял на видном месте. Кира с лукавыми глазками выжидательно ходила по пятам за Антоном.
Зазвонил телефон. Антон замер. Первые телефонные звонки всегда радостны, не раздражают.
— Это тебя, Антон, — сказала Аня и глазами показала на телефон.
— Меня? — Антон не торопился к телефону. Звонок протрещал глухо, неровно, без собственного тембра, как кричит новорожденный. Этот звонок еще без адреса. Антон колебался. Он чувствовал заговорщическое страдание жены и дочери. Сейчас ему могут официально сказать: «Полковник». Но ведь это так много, так обязывает. Да и достоин ли он такого звания? Второй телефонный звонок, глуше, терпеливее, надорвавшись первый раз, он трещит многозначительнее.
Антон снимает трубку и, сдерживая волнение, без всяких эмоций произносит:
— Капитан Губенко вас слушает.
— Здравствуй, Антон! — Голос знакомый. Он много раз его слышал, но кто же это? — Поздравляю. Молодец! Полковник Губенко! А ведь это славно! — Голос плавает. Человек говорил из большого помещения, звук окутывает, обволакивает. — Быстро одевайся. Через несколько минут машина будет у тебя. Забирай семейство — и ко мне на Лубянку.