Есть в этом посвящении одна фраза, которая давно уже привлекла внимание исследователей. Шекспир называет поэму «первенцем моей фантазии». Между тем мы знаем, что до «Венеры и Адониса» он написал две или три пьесы. Как же в таком случае понимать слова Шекспира? Не означают ли они, что «Венера и Адонис» была написана раньше драм о царствовании Генриха VI? Или, может быть, слова Шекспира означают, что трилогия «Генрих VI» написана не им? (Именно так и полагали в XIX веке.)
Ни то, ни другое.
Мы правильно поймем Шекспира, если учтем, как относились тогда к пьесам, написанным для общедоступного театра. Для нас теперь Шекспир в первую очередь драматург. В начале же 1590-х годов, как сказано, пьесы не считались произведениями художественной литературы. Их рассматривали как вульгарные произведения, предназначенные для простонародья. Поэтому своим первым подлинно литературным произведением Шекспир считал поэму «Венера и Адонис». К тому же следует иметь в виду, что, когда поэма была напечатана, ни одна пьеса Шекспира в печати еще не появилась.
«Венера и Адонис» обнаружила во всем блеске поэтическое мастерство Шекспира. Успех поэмы все же имел некоторый оттенок скандальности. Произведение Шекспира формально утверждало превосходство возвышенной платонической любви, но эпизоды, когда богиня соблазняет молодого красавца, были написаны с такой выразительностью, что после них серьезное и даже несколько мрачное окончание поэмы не звучало достаточно убедительно. Это было нарушением канона, отступлением от принципа, согласно которому поэзия должна утверждать возвышенные: чувства.
Шекспир взял в руки перо, чтобы исправить свой промах, В 1594 году Ричард Филд привез своему книготорговцу в его лавку около собора Святого Павла пачки свежеотпечатанных томиков поэмы «Лукреция», написанной Шекспиром в конце 1593-начале 1594 года.
Это произведение Шекспир посвятил тому же покровителю. Посвящение написано столь же раболепно, как и первое, но в нем нельзя не заметить оттенки, свидетельствующие о том, что автор стоит теперь ближе к своему титулованному меценату, чем тогда, когда посвящал ему свою первую поэму:
«Его милости Генри Ризли,
графу Саутгемптону,
барону Тичфилду
Любовь, которую я питаю к вашей милости, беспредельна, и это скромное произведение без начала выражает лишь ничтожную часть ее. Только доказательства вашего лестного расположения ко мне, а не достоинства моих неумелых стихов, дают мне уверенность в том, — что мое посвящение будет принято вами. То, что я создал, принадлежит вам, то, что мне предстоит создать, тоже ваше, как часть того целого, которое безраздельно отдано вам. Если бы мои достоинства были значительнее, то и выражения моей преданности были бы значительнее. Но каково бы ни было мое творение, все мои силы посвящены вашей милости, кому я желаю долгой жизни, еще более продленной совершенным счастьем.
Вашей милости покорный слуга
Уильям Шекспир».
Поэтическая повесть о том, как римлянка Лукреция покончила с собой, чтобы смыть бесчестье, нанесенное ей Тарквинием, утверждала, что честь выше жизни и что чувственная страсть губительна. Это было изложено в стихах дивной красоты.
Мы помним, что уже первые пьесы Шекспира привлекли к себе внимание публики. Его стихи тоже сразу завоевали признание. Отклики на поэмы Шекспира встречаются в сочинениях других поэтов. Земляк Шекспира, уроженец графства Уорикшайр, поэт Майкл Дрейтон писал в своей «Легенде о Матильде» (1594) о том, что «Лукреция возродилась для новой жизни». В 1595 году кембриджский ученый Ричард Ковел в «Полимантее» воздает хвалу Шекспиру за его «Лукрецию». Томас Эдуарде в том же году объявляет Шекспира одним из лучших современных поэтов, называя его в одном ряду со Спенсером, Марло и Дэньелом. Так же высоко оценил Шекспира Уильям Харви, писавший о нем в своей элегии как о поэте, «воспевшем добродетель Лукреции». Поэт-сатирик Томас Уивер в 1597 году написал эпиграмму «Уильяму Шекспиру», свидетельствовавшую о широком успехе поэм Шекспира. Привожу ее текст в прозаическом переводе: «Медоточивый Шекспир, когда я увидел твои произведения, я готов был поклясться, что их создал не кто иной, как сам Аполлон; их розовые лики и шелковое облачение свидетельствовали о том, что их матерью была какая-нибудь небесная богиня: розовощекий Адонис с его янтарными кудрями, пылающая страстью прекрасная Венера, стремящаяся заставить его полюбить ее, целомудренная Лукреция в девственных одеждах, гордый Тарквиний, одержимый сладострастием и стремящийся овладеть ею».
Поэмы вызвали разное отношение. Джон Девис из Хирфорда в «Жалобе бумаги» сетовал на то, что «бессмертные стихи служат тому, чтобы похотливая Венера склоняла Адониса удовлетворить ее любовную страсть. В стихах много ума, но еще умнее было бы не облачаться в столь похотливый наряд».
Кембриджский ученый Габриэл Харви отмечал, что «молодые увлекаются „Венерой и Адонисом“, тогда как более разумные предпочитают „Лукрецию“».
О том, что молодежь увлекалась «Венерой и Адонисом», есть свидетельство и в пьесе «Возвращение с Парнаса», поставленной в Кембриджском университете. Один из персонажей, иронически изображенный в пьесе, восклицает: «Пусть глупый мир восхищается Спенсером и Чосером, я буду поклоняться сладостному мистеру Шекспиру и, дабы почтить его, положу его „Венеру и Адониса“ под подушку».
В 1598 году Ричард Барнфилд, один из поэтов, внесших свой скромный вклад в расцвет английской лирики эпохи Возрождения, писал (перевожу его стихи прозой): «Шекспир, ты, чей медоточивый стих, так нравящийся всем, снискал тебе всеобщие хвалы, — твоя „Венера“ и твоя прелестная и целомудренная „Лукреция“ вписали твое имя в книгу бессмертной славы; так живи же всегда, по крайней мере пусть вечно живет твоя слава, и если тело твое смертно, то слава бессмертна».
Заключим эту серию отзывов о поэзии Шекспира ссылкой на ученое сочинение Ричарда Кэрью «Совершенство английского языка» (1595–1596). Английские писатели, утверждает автор, на своем родном языке достигли такого же мастерства, как лучшие авторы древлости. «Хотите почитать что-нибудь в духе Платона? Читайте сэра Томаса Смита. На ионическом диалекте? Читайте сэра Томаса Мора (опускаю несколько примеров. — А. А.)… Хотите читать Вергилия? Возьмите графа Сарри. Катулла? Возьмите Шекспира и фрагмент Марло.[22] Овидия? Возьмите Дэньела. Лукиана? Возьмите Спенсера».
Все эти отзывы показывают, что поэмы Шекспира имели широкий отклик. И дело не ограничилось похвалами поэтов. Шекспир оказал влияние на поэзию того времени. У него появились подражатели. Под непосредственным влиянием «Лукреции» студент Оксфордского университета Генри Уиллоуби написал поэму «Авиза» (1594). К этой поэме мы еще вернемся впоследствии, ибо можно думать, что она содержит также одно любопытнейшее свидетельство о Шекспире. А сейчас коснемся еще одной области поэтического творчества Шекспира — сонетов.
