В то время я не знал, что Александер, очевидно, приказал Монтгомери немедленно прийти на помощь американцам, так как после получения перехваченной и расшифрованной нами радиограммы Фитингофа мне позвонил Черчилль и спросил, нет ли каких-либо данных, свидетельствующих о сопротивлении наступлению Монтгомери. Насколько я мог судить, сопротивления не было. Однако, хотя 8-я армия не пришла на помощь 5-й армии, последней удалось устоять. Не подлежит сомнению, что отчасти из-за наступления 8-й армии Фитингоф отправил 16 сентября Кессельрингу более чем радостную для нас радиограмму, прося разрешения отступить вследствие интенсивной бомбардировки с моря и с воздуха. Кессельринг дал разрешение, но приказал Фитингофу как можно дольше задержать противника и расположить свои отходящие войска поперек Италии. Кессельринг сообщал в своей радиограмме, что приложит все усилия для подготовки оборонительных позиций на реках Вольтурно и Биферно. Способности Кессельринга и его стратегия, по-видимому, произвели впечатление на самого Гитлера, потому что теперь он был вынужден изменить свое мнение и свои первоначальные приказы об отходе на север. Он послал Кессельрингу радиограмму с приказом организовать упорную оборону севернее Неаполя и вести ее как можно дольше.
Из перехваченной радиограммы Кессельринга Фитингофу Александер составил общую картину обстановки и с удовлетворением узнал, что союзники имеют возможность овладеть портом Неаполь. Правда, порт был жестоко разрушен, но его можно было в скором времени привести в рабочее состояние. Во всяком случае, казалось маловероятным, что Кессельринг теперь предпримет серьезный контрудар в южном направлении.
Тем временем в важной радиограмме Кессельринг сообщил верховному главнокомандованию, что ожидает решительной попытки союзников прорвать линию Кассино, как только позволят метеорологические условия — реки разлились и местность была затоплена. До сих пор этот летчик, ставший полководцем, действовал замечательно, остановив наступление союзников на Рим и подавив измену итальянцев. Не бездействовал он и в зимние месяцы: в перехваченных нами радиограммах в Берлин он сообщал о строительстве рубежей обороны позади нынешней позиции — линии Адольфа Гитлера через долину реки Лири и последнего рубежа — линии Цезаря, на которой объединятся для обороны Рима 10-я и 14-я армии. Гитлер, видимо, был удовлетворен этими мероприятиями, но из радиограмм Кессельринга было видно, что вплоть до 10 мая он был не уверен, когда и откуда следует ожидать наступления союзников. В сущности, только радиограмма командующему 10-й армией Фитингофу, адресованная в штаб-квартиру Гитлера, с распоряжением немедленно вернуться в Италию дала нам понять не только то, что Фитингоф находится в Германии, но и что начало наступления оказалось неожиданным для Кессельринга.
Наступление Александера на Кассино началось в полночь 12 мая. Затем Кессельринг доложил, что главный удар на Монте-Кассино отражен, но пришлось несколько отступить к югу от города Кассино. В радиограмме от 13 мая он сообщил верховному главнокомандованию, что все наличные немецкие резервы уже введены в бой. Примерно в середине дня 13 мая мне позвонил по телефону из Чекерса премьер-министр. Он попросил меня приехать к нему домой в Сториз-Гейтс в 9 часов вечера и взять с собой все радиограммы, касающиеся кассинского участка. Я недоумевал, в чем тут дело. Через несколько минут позвонил его личный секретарь, и все стало ясно. Оказалось, что Уинстон Черчилль в субботу вечером вернулся в Чекерс из секретной поездки в штаб Александера в Италии.
Я знал, что премьер-министр крайне озабочен неспособностью союзников добиться успеха в Италии. Ему был отчаянно нужен Рим, прежде чем начнется операция «Оверлорд» через Ла-Манш. Наше фиаско в Анцио, хотя Александер в этом не был повинен, подняло моральный дух немцев, и теперь, перед высадкой во Франции, надо было его немного поколебать. Очевидно, Александер ввел Черчилля в курс обстановки, а у меня было только две-три радиограммы с сообщениями о незначительном продвижении 8-й армии в районе Кассино и об отражении атаки на Монте-Кассино. Это была не очень-то богатая коллекция для доклада Черчиллю. Был холодный для мая вечер, и премьер-министр в теплом костюме сидел в глубоком зеленом кожаном кресле у ярко пылавшего камина. Он выглядел уставшим. Во рту у него дымилась большая сигара. Он пригласил меня сесть и рассказать, какие есть новости. Я испытывал мучительное чувство, предполагая, что он воспринимает мое спокойное, но насыщенное, как обычно, фактами начало доклада как вступление к чему-то интересному. Я сообщил ему различные мелкие подробности боев, ставшие известными за день. Когда он спросил: «Это все?» — мне пришлось ответить, что, к сожалению, так оно и есть. Мы прошли в комнату с картами, где флажками были обозначены те немногие изменения в обстановке, о которых я сообщил, но Черчилль был явно озадачен и разочарован. Он, как обычно, вежливо поблагодарил меня, потом с широкой улыбкой сказал: «Постарайтесь, чтобы утром я первым делом получил что-нибудь еще. Полагаю, будет что-нибудь интересное». Было уже поздно, но я позвонил дежурному в Блечли и предупредил, чтобы там были начеку. Около трех часов ночи в мой кабинет постучалась госпожа Оуэн с радиограммой и желанной чашкой кофе. Французские марокканские войска преодолели горы южнее Кассино. Кессельринг был спокоен, но явно обескуражен этим; он докладывал Гитлеру, что «вся линия Кассино теперь под угрозой». Я послал радиограмму в Сториз-Гейтс в половине восьмого утра и позвонил генералу Немею, чтобы сообщить ему о развитии событий. Прошлым вечером мы с ним не виделись. Я не мог себе представить, когда только он спит: обычно до двух часов ночи он был с Черчиллем, а в семь утра уже на ногах. В тот день радиограммы сообщали в Берлин, что теперь англичане и американцы продвигаются вперед, и Кессельринг вновь подчеркивал, что все резервы введены в бой. Кессельринг был встревожен, к тому же Фитингоф неполно информировал его об обстановке, поэтому утром 14 мая он сделал Фитингофу нагоняй, приказав ему к середине дня точно доложить, что происходит. Я был рад в записке к Черчиллю отметить, что этим, вероятно, объясняется, почему Кессельринг не доложил об успехе союзников в воскресенье. Я не хотел, чтобы премьер-министр подумал, что корпус № 3 не справился с работой. 15 мая Кессельринг послал Гитлеру радиограмму с сообщением о прорыве еще одной сильной французской части через важный пункт Монти-Аурунчи, который господствовал над всей долиной Лири и над путями подвоза к линии Кассино. 16 мая были перехвачены сообщения Кессельринга об успехах английских и польских войск в районе Кассино, а 17 мая — радиограмма, которой мы ожидали: Кессельринг приказал эвакуировать весь кассинский участок, поскольку, как он отмечал, французы вклинились на 25 миль в глубь немецкой обороны. Эту радиограмму немцы повторили для верховного главнокомандования. Блечли был в хорошей форме, и Черчилль, Александер и начальники американских штабов узнали о ее содержании через несколько минут после отправки радиограммы Кессельрингом.
