говоря, еще несколько дней назад о таких боевых результатах мы не могли и мечтать!
День оказался в целом таким удачным, что я даже начал беспокоиться, не переоцениваем ли мы свои силы и возможности. В этих таинственных и пустынных горах поневоле станешь суеверным! Людников, однако, не разделял моих тревог и предложил, подкрепившись чаем, обязательно отдохнуть и с рассветом обоим выехать в войска.
Оценивая обстановку, мы ожидали наиболее активного противодействия нашему продвижению прежде всего на левом фланге, в полосе наступления 5-го гвардейского стрелкового корпуса. Эти опасения связывались с наличием здесь мощной группировки японских войск, опиравшейся на Халун-Аршанский укрепленный район и фронтальную железную дорогу, единственную в полосе наступления армии.
Приходилось принимать меры, чтобы парировать возможные ходы вражеского командования. Так, надо было ускорить продвижение 91-й гвардейской стрелковой дивизии, а также обеспечить, чтобы как можно скорее преодолела хребет 139-я армейская пушечная бригада с ее тяжелой материальной частью.
12 августа, еще до восхода солнца, я с небольшой группой офицеров управления армии был в полосе наступления 91-й дивизии. Ее командир генерал Кожанов находился на перевале и оттуда управлял движением полков. Я задержался в 279-м стрелковом полку. Командир полка гвардии майор Созинов выбрал себе пункт управления в самой высокой точке у перевала. Кроме телефона при нем были ракетница и разноцветные флажки для передачи сигналов и команд. Отсюда я некоторое время наблюдал всю впечатляющую картину перехода воинов через перевал, потом спустился вниз, шел с подразделениями.
Впереди двигалась колонна 1 — го батальона. Одна его рота вместе с разведротой дивизии уже находилась за перевалом, прикрывая с фронта выдвижение полка. Еще ночью саперами и бойцами стрелковых рот на этом участке была подготовлена дорога к перевалу: я видел два четко выделявшихся на местности серпантина, огибавших крутые подъемы. Крутизна на них нигде не превышала 30–35 градусов, что делало дорогу проходимой для полкового транспорта. Путь через перевал прикрывался подразделениями, выдвинутыми вперед. В воздухе все время патрулировали наши истребители.
Преодоление воинами подъема шло в довольно высоком темпе. Этому содействовали специально выделенные группы страховки, расставленные на отдельных участках о крутыми склонами.
К перевалу полк выдвигался ротными и взводными колоннами, их выход регулировал один из офицеров управления полка. Там находился и замполит полка. Он уже побывал за перевалом и теперь предупреждал командиров и солдат о необходимости соблюдать осторожность: дорога покрыта легким камнем, можно поскользнуться, а за перевалом довольно часто встречаются ямы, заросшие травой…
При такой четкой организации стрелковые подразделения уверенно преодолевали перевал, чему откровенно радовались: я не раз слышал, как из-за перевала доносилось громкое «ура».
Конному и автомобильному транспорту требовалось большее содействие — на всем протяжении подъема и спуска команды физически крепких солдат помогали повозкам и автомашинам преодолевать тяжелые участки дороги. Загодя припасенные лямки, разные чурки, колодки — все эти предельно простые средства оказались очень полезными в том трудном пути.
Познакомившись с обстановкой в полку, я пристроился к одной из колонн и вместе с ней перебрался через перевал. И там, на восточной стороне хребта, сам ощутил удивительный прилив радости, глубокого удовлетворения. Все мы много и напряженно готовились к преодолению могучего хребта, труд наш увенчался успехом, перевал взят — как же было сдержать чувства! Вот и гремело здесь русское «ура», после которого эти дикие горы уже не стали казаться мне такими злобно-таинственными, какими я их видел раньше.
Я вернулся на перевал и метрах в двадцати от дороги поднялся на какую-то гряду, будто специально здесь насыпанную. Обзор с нее был замечательным — и ширь и даль неоглядная, голубой небесный купол огромный. Большой Хинган просматривался во всех направлениях, а до ближайших подступов к перевалу с обеих сторон, казалось, можно достать рукой.
Картина была настолько выразительной и впечатляющей, что какие-то мгновения я не находил сил от нее оторваться, потому и запомнил ее на всю жизнь. Даже жалко становилось, что повториться все это уже не может.
Но недолго пришлось любоваться необычайно красивой панорамой. На левом фланге началась артиллерийская стрельба — там, запоздало сосредоточившись, японские части, видимо, готовились пойти в контратаку. По ним немедленно открыли огонь пушки одного из дивизионов 139-й артиллерийской бригады. В воздухе появились наши штурмовики и, построившись в круг, тоже нанесли удар по противнику.
С той точки, где я находился, все это наблюдалось отчетливо, словно фрагмент Бородинской панорамы.
Прямо на восток, в сторону города Солунь, было тоже неспокойно — слышались разрывы авиационных бомб, артиллерийских снарядов, мин, виднелись столбы дыма от этих разрывов.
Вскоре выяснилось, что противник, поддержанный авиацией, нанес удары по частям 61-й танковой дивизии и передовым отрядам соединений 5-го гвардейского корпуса.
Это были первые признаки усиления сопротивления японских войск, однако общая захватывающая картина нашего наступления не менялась. На моих глазах там, на восточных склонах Большого Хингана, двигались огромные массы советских войск, их победный поток неукротим! Меня охватила глубокая радость, взволнованно билось мой сердце.
Как раз в это время к перевалу поднялся вездеход, на котором, как мне уже сообщили, ехал член Военного совета Главного командования войск Дальнего Востока генерал И. В. Шикин. Не было сомнения, что Иосиф Васильевич, которого я давно и хорошо знал, разделит мое волнение. Так и случилось.
Я встретил генерала Шикина, доложил ему обстановку на этом участке. О боях в районе Халун-Аршанского УРа он уже знал от И. И. Людникова. Вскоре к нам подошел генерал Кожанов, доложил о действиях своей дивизии. Подробно расспросил нас генерал Шикин о ходе преодоления перевала, о безуспешной попытке противника контратаковать на левом фланге. Затем он подошел к колонне воинов 279-го стрелкового полка, которая приближалась к перевалу. Это была рота 3-го батальона, воины которой помогали спецподразделениям и тылам полка при преодолении крутых подъемов, поэтому они были заметно уставшими. Их лица раскраснелись, залиты потом, на гимнастерках выступила соль. Но гвардейцы были бодры, заверили генерала Шикина, что свою боевую задачу они выполнят. Беседа с ними, занявшая всего две-три минуты — рота должна была догнать за перевалом свой батальон, — выявила и боевой порыв воинов, и их выносливость, и, что особенно произвело впечатление на члена Военного совета, дух товарищества, взаимной выручки в походе.
Иосиф Васильевич выразил удовлетворение тем, что увидел, поблагодарил генерала Кожанова и пожелал дивизии дальнейших успехов.
В двух-трех километрах южнее двигалась через перевал 139-я армейская пушечная бригада. Мы решили посмотреть, как она действует. Напрямую добраться до артиллеристов было нельзя, пришлось сделать порядочный крюк, объехать громаду наваленных друг на друга
