Сознательно или нет, но, поделившись с Бернеттом своей радостью, Джерри явно должен был уязвить его самолюбие. После того как «Стори» один за другим отвергал рассказы Сэлинджера, «Сатердей ивнинг пост» купил у него не одну, л сразу три вещи, да еще и гораздо дороже, чем по 25 долларов за рассказ, которые он получал от «Стори». Мало того, среди приобретенных «Сатердей ивнинг пост» был один колфилдовский рассказ, относящийся к замыслу романа, на который Бернетт очень рассчитывал получить права.
Тем временем Сэлинджер не ограничивал для себя круг изданий журналами «Стори» и «Сатердей ивнинг пост». Вскоре после процитированного выше послания Уиту Бернетту он написал письмо Уолкоту Гиббсу, замещавшему Гаса Лорано в должности редактора отдела прозы «Нью-Иоркера». Похваставшись для начала успешной продажей рассказов в «Сатердей ивнинг пост», Сэлинджер советовал редакции разнообразить подход к отбору прозы, а также известил Гиббса, что его агент вышлет в «Нью-Иоркер» рассказ «Элейн». При этом он оговаривал, что рассказ может быть напечатан только при условии, что редакторы не станут в нем ничего менять. Ни единое слово не должно было быть вычеркнуто, изменено или переставлено на другое место.
Гиббсу послание молодого писателя показалось чересчур наглым, тогда как сам Сэлинджер считал, что редакция «Нью-Йоркера» заслужила и не такого тона. Он все еще дулся на нее за то, что она не напечатала на Рождество 1941 года «Небольшой бунт на Мэдисон-авеню». Как будто нарочно, чтобы подогреть обиду, летом 1943 года «Нью-Йоркер» снова предложил Сэлинджеру поместить этот рассказ в следующий рождественский номер. Но на сей раз редакция сочла, что вещь длинновата и ее надо будет основательно сократить. Сэлинджер был возмущен, но скрепя сердце согласился на предложенные сокращения. Несмотря на это, в декабре номер «Нью-Йоркера» вышел без его рассказа.
Воодушевленный успехом с «Сатердей ивнинг пост», Сэлинджер полагал себя вправе ставить условия редакции «Нью-Йоркера», не дожидаясь, пока она ознакомится с его рассказом. Редакция к такому обращению не привыкла — наглеца надо было поставить на место. Немедленно по прочтении «Элейн» редактор «Нью-Йоркера» написал отказ. В адресованном Дороти Олдинг письме он высказался резко и прямо: «Этот ваш Дж. Д. Сэлинджер нам совсем не подходит».
Редакция «Нью-Йоркера» еще не успела получить по почте рассказ Сэлинджера «Элейн», а его автор уже отплыл за океан. Во вторник, 18 января 1944 года, он поднялся на борт военнотранспортного корабля «Джордж Вашингтон», который взял курс на Британию.
Отплывал корабль из нью-йоркской гавани, поэтому Джерри смог, подобно Бэйбу Глэдуоллеру из рассказа «День перед прощанием», спокойно дома попрощаться с семьей. Так же как и Бэйб, он не хотел прилюдных сцен расставания, поэтому запретил родным, и в особенности матери, провожать его до причала. Но, когда его часть шла маршем по городу, он заметил, как Мириам перебежками, прячась за фонарными столбами, тайком следовала за солдатской колонной.
Когда пришел срок самому Сэлинджеру расставаться с домом, его отъезд вызвал у него и у родных не совсем те эмоции, какие он описал в «Последнем дне перед прощанием». Поэтому, по всей видимости, еще на корабле Сэлинджер начал новый рассказ «Раз в неделю — тебя не убудет», в котором солдат, уходя на фронт, просит жену позаботиться о его любимой престарелой тетке. В рассказе нет ни шумных проводов, ни бравурных маршей, под звуки которых парней отправляют на смерть. Вместо этого он пронизан пронзительной тоской по миру, который Сэлинджеру пришлось покинуть — не исключено, что навсегда.
«Джордж Вашингтон» прибыл в Ливерпуль 29 января 1944 года. К этому времени на английской земле к вторжению в оккупированную нацистами континентальную Европу готовились десятки тысяч американских военных. Из Ливерпуля Сэлинджер проследовал прямиком в Лондон, где был зачислен сержантом в 12-й пехотный полк 4-й пехотной дивизии армии США. С этим полком он и прошел от начала до конца свой боевой путь.
Начиная с февраля 1944-го вся переписка Сэлинджера проходила через руки военных цензоров — они вымарывали из писем почти все упоминания о его перемещениях по Англии. Тем не менее из них можно узнать, что какое-то время он провел в городе Тивертон в Девоншире, где располагался штаб 4-й пехотной дивизии, и проходил контрразведывательную подготовку в Дербишире и Лондоне. Ближе к предполагаемой дате высадки в Нормандии Сэлинджер принимал участие в масштабных учениях, проводившихся на песчаных пляжах у деревни Слэптон на южном побережье Девоншира, и у курортного местечка Вулакомб на севере того же графства.
Тивертон очень похож на городок, шесть лет спустя, в 1950 году, описанный Сэлинджером в рассказе «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью». Уютно раскинувшийся среди живописных холмов, он насчитывал, за вычетом американских военных, около 10 000 обитателей. Сэлинджер любил в свободное от занятий время побродить по его узким, мощенным булыжником улицам, заглянуть в бар или зайти в церковь посидеть на спевках хора.
Штабные службы 4-й пехотной дивизии занимали несколько зданий в Тивертоне и его окрестностях. Собственно штаб располагался в Коллиприст-Хаусе, дворянской усадьбе на окраине города. Именно туда доставлялись адресованные Сэлинджеру письма, там он проходил «весьма специальную подготовку в связи с предстоящей высадкой на континент» На подготовительных курсах его обучали вести разведку в боевых условиях, устраивать диверсии, прочесывать отбитые у неприятеля населенные пункты, допрашивать военнопленных и гражданское население освобожденных территорий.
Занятия оставляли Сэлинджеру достаточно времени для одиноких неспешных прогулок по улочкам Тивертона — и для того, чтобы обдумать и пересмотреть многое в своем отношении к жизни и литературному творчеству. Так, он решил, что впредь постарается быть мягче и добрее как к людям, так и к собственным персонажа.
В армии Сэлинджер вообще довольно сильно изменился — он стал резче, растерял утонченность в речах и поступках, отличавшую его в ранней юности. В армейских письмах он порой не стесняется в выражениях — попади они в руки к его матери, она бы, наверно, сгорела от стыда. А кроме того он начал выпивать: в письмах из Англии встречаются намеки на то, что ему все труднее справляться с тягой к алкоголю. Язвительный от природы, под действием алкоголя Сэлинджер начинал откровенно задирать товарищей, из-за чего не раз разгорались ссоры. В Англии он старался ограничить себя в спиртном, а если уж выпивать, то так, чтобы никого в пьяном виде не обидеть.
