Бельгиец, учитывая масштабы предстоящего в России перевооружения, очень хотел сорвать солидный барыш, а потому уже в январе 1890 года комиссия получила от него одно ружье трехлинейного калибра. Надо признать, что новая система покорила многих знатоков оружейного дела. Даже В. Г. Федоров, изучавший эти события много позже, писал:
«Стрелок успевал выпускать (без прицеливания) по 45 пуль в минуту, если обоймы с патронами ему подавали. При условии же вынимания патронов из поясной сумки скорость стрельбы была 25 выстрелов в минуту. Совершенно неопытный стрелок, вынимая патроны из сумки, смог выпустить 15 пуль в минуту. Винтовка Нагана произвела на всех наилучшее впечатление…» Отмеченное В. Г. Федоровым «наилучшее впечатление» было вызвано единственным на тот момент достоинством винтовки Нагана — она имела серединный магазин, смонтированный непосредственно под ствольной коробкой, а патроны в нем располагались один над другим. Магазин наполнялся путем выталкивания патрона из легкой обоймы. Такое устройство магазина было достаточно удобным в эксплуатации, не нарушало баланса оружия, не имело выступающих и мешающих стрельбе частей. Но идея серединного магазина не была рождена Наганом, он ее заимствовал у других конструкторов, у того же Манлихера.
В феврале 1890 года Л. Наган приехал в Россию и присутствовал на испытаниях собственной системы. Несмотря на хвалебные отзывы, проверки она не выдержала. Комиссия отметила плохую конструкцию и работу затвора и частое заклинивание патронов при их подаче из магазина, «не имевшего приспособления, устранявшего несвоевременный выход двух патронов». Нагану предложили сделать пять винтовок с учетом замечаний, устранить задержки и в случае положительных опытов ему был обещан заказ на 300 винтовок для войсковых испытаний.
С этого времени разворачиваются события, зачастую ставящие в тупик непредвзятого исследователя. Руководители военного ведомства и Главного артиллерийского управления в лице генералов П. С. Ванновского, П. А. Крыжановского и иже с ними делают все, чтобы способствовать Нагану в его намерении протолкнуть бельгийскую винтовку, и с той же настойчивостью ставят палки в колеса С. И. Мосину. Все три комиссии: Чагина, Ванновского и Софиано уже знали о системе Мосина и видели, что она по концепции своей идентична системе Нагана, что по отработанности конструкции русская винтовка далеко опережает бельгийскую, что система Нагана практически испытаний не выдержала. И тем не менее консерваторы настояли на том, чтобы С. И. Мосин занялся доработкой системы Нагана и спроектировал к ней простой и удобный затвор.
Вместе с Сергеем Ивановичем этой работой занялся также капитан Захаров, служивший на полигоне в Ораниенбауме. Но Мосин, имевший не только громадный конструкторский опыт, но и большой практический задел, быстро справился с заданием, приспособил к нагановской винтовке свой затвор, устранив неполадки в подаче патронов. Захарова постигла неудача.
Сделанное Мосиным комиссия одобрила, но был ли смысл во всей затее с доделкой нагановского образца, тем более, что и бельгиец, и русский конструктор продолжали дорабатывать свои системы, для чего Наган вернулся к себе в Льеж, а Мосин в Тулу на оружейный завод? Был ли вообще смысл приспосабливать к уже известному и только предложенному (подчеркнуто мной. — Г. Ч.) Наганом способу устройства магазина и подачи патронов отечественную винтовку? Ведь уже имелся гораздо лучший вариант: коль скоро Мосин конструктивно отработал затвор, отсечку-отражатель, ложу, получил готовый ствол с патронником, прицелом и штыком, то не целесообразно ли было поручить Мосину доработать магазин его конструкции? Даже используя какие-то достижения Нагана в этой области, даже купив у него привилегию на использование серединного магазина? Так нет же, Мосину, ко всему прочему, еще и поручают приспособить нагановский магазин к однозарядному ружью, выработанному Комиссией!
Объяснений этой запутанной ситуации может быть два. Первое заключается в том, что многие руководители русской военной промышленности продолжали находиться под влиянием магии иностранных имен. И как генерал В. Н. Бестужев-Рюмин ни доказывал, что не стоит обольщаться кажущимся удобством винтовки Нагана, ибо она даже в самой Бельгии не была принята на вооружение, проиграв испытания Маузеру, распорядительная комиссия приказала опыты над ней продолжать, не отвергая, впрочем, и отечественные системы, ежели таковые появятся. Вторая причина крылась, видимо, в личной заинтересованности некоторых генералов в том, чтобы именно Наган победил в этом споре и затем соответствующим образом отблагодарил своих благодетелей.
Генерал П. А. Крыжановский вел хитрую политику соблюдения видимости беспристрастности, что полностью отвечало настроениям военного министра. Ванновский же, тот самый Ванновский, который так осторожничал с магазинными винтовками, вдруг явил миру необычную живость и поспешность действий, особую предупредительность к фабриканту-гастролеру. Он распорядился, не дожидаясь результатов испытаний заказанных Нагану пяти усовершенствованных винтовок, заказать ему всю партию из 300 штук для войсковых испытаний. Правда, с оговоркой: если первые экземпляры по качеству будут годны к испытаниям.
Мосин же, не имея никаких гарантий и высокого покровительства, продолжал совершенствовать свою систему так, как на это указывала комиссия генерала Чагина, используя для дела каждую свободную минуту.
После первого показа магазинного образца Мосин сделал в Ораниенбауме еще несколько изменений, и в марте винтовка прошла очередные испытания. 22 числа того же месяца Сергей Иванович был откомандирован в Тулу, «чтобы по окончании изготовления на этом заводе трех проектируемых им малокалиберных ружей вновь явиться в Петербург для присутствия на испытаниях».
В Туле Сергея Ивановича ждала не только напряженная работа, но и горькое известие — скончался отец. Он в последний раз съездил в имение Арсеньевых, поклонился могиле и вновь вернулся в круговерть дел.
Уже 23 мая комиссия получила две отлаженных винтовки, они блестяще выдержали испытания, и 26 мая ГАУ дало телеграмму № 1143 начальнику Тульского оружейного завода:
«Приступайте немедленно к изготовлению „Lf>Tr по системе капитана Мосина».
На основании телеграфного предписания г— т я был отдан приказ № 149 о развертывании производства опытной партии мосинских винтовок, в котором предлагалось начальникам мастерских принять меры к изготовлению винтовок к 20 июля, чтобы отправить их в Петербург к 1 августа. Начальник кузнечной мастерской обязан был обеспечить штамповку ствольной коробки к 5 июня из имевшейся в запасе стали обуховского завода или любой другой подходящей. Однако дела пошли не так гладко, как того хотел Сергей Иванович. Обуховской стали для коробок оказалось недостаточно, а «любая другая» часто оказывалась непригодной. Кроме того, инструментальная и механическая мастерские не справлялись с изготовлением приспособлений и тем сильно сдерживали работу. Но даже если завод и смог бы к 20 июля изготовить пусть не все, а только половину опытных винтовок, все равно их нельзя было отправлять на испытания, так как первые 300 боевых трехлинейных патронов, снаряженных порохом охтинского завода, завод получил только 18 июля.
